Сиятельный

Ладно–ладно! Руки мне жег аванс, довольны?

Ножевая лавка оказалась пуста. Нет, различных образчиков колюще–режущих предметов в ней хватало с избытком, а вот покупателей не было, и потому приказчик немедленно взял меня в оборот.

— Чего изволите? — не столько угодливо, сколько подчеркнуто вежливо поинтересовался он, неуловимым образом давая понять, что признал знатока, и после едва заметной паузы доверительно поведал: — У нас новое поступление, опять появились непальские кукри и оригинальные африканские мачете!

— Не интересует, — покачал я головой. — Нужен складной нож среднего размера.

— Наваха, стилет? — уточнил приказчик, оглядел мой модный наряд и задумчиво покрутил ус. — Или что–то более изящное? Сейчас в моде перламутровые рукояти.

Я оглядел витрины с коллекционными экземплярами, экзотическими поделками туземных мастеров и дорогими безделушками и уточнил свои требования:

— Требуется рабочий инструмент с титановым клинком.

— Вот как? — озадачился продавец и указал на проход в соседний зал. — Прошу сюда.

Небольшое помещение оказалось заставлено стеллажами с самыми разными орудиями смертоубийства. Именно орудиями; зачастую чрезмерно изукрашенными, но при этом исключительно надежными и функциональными. Никаких вычурных форм, никаких перламутровых рукоятей.

Кортики, кинжалы, крепкие охотничьи клинки.

Приказчик подвел меня к витрине с парой десятков складных ножей и, будто извиняясь за скудный выбор, произнес:

— Все здесь.

Я не долго колебался и сразу указал на нож–двойник потерянного мной. Замок надежно фиксировал простой серый клинок, плавно переходящий в узкое хищное острие, удобную рукоять украшали по две плашки с каждой стороны, из слоновой кости и полированного красного дерева.

— Сколько?

— Сто франков, — не моргнув глазом, запросил приказчик сумму, в которую мне обошелся костюм.

Но я колебаться не стал; нож стоил каждого запрошенного за него сантима.

Он был титановым и надежным, да при этом еще и красивым. Сочетание, против которого просто невозможно устоять.

С тяжелым вздохом я расстался с очередной сотенной банкнотой, вышел из магазина и прямо у крыльца на пробу заточил карандаш. Бумагу на весу резать не стал — и так стало ясно, что клинок заточен на совесть.

Что ж, хромаем дальше…

Огромное здание главной библиотеки Нового Вавилона с мраморными изваяниями на фронтоне лишь немногим уступало своими размерами Ньютон—Маркту, но не давило на округу, не выглядело мрачным и угнетающим. Посреди небольшого тенистого сквера перед ним били в небо искрящиеся на солнце струи фонтана, а скамейки под деревьями занимали многочисленные студенты императорского университета. Те же, кому места в тени не хватило, расселись с книгами и конспектами прямо на мраморных ступенях портика.

Попасть внутрь проблемой не стало. Просто показал дежурившему на входе вахтеру служебную карточку и спросил, где могу просмотреть подшивку «Атлантического телеграфа».

Благообразного вида дядечка скептически оглядел меня с ног до головы и указал на один из выходивших в фойе коридоров.

— Там, — вяло махнул он рукой.

Я зашагал в указанном направлении и вскоре очутился в просторном читальном зале, тишину которого нарушал лишь шелест листов да скрип железных перьев. Студенты готовились к неумолимо приближающимся экзаменам и, вопреки обыкновению, не отвлекались на свои обычные глупости, поэтому степенно прохаживавшаяся меж столами смотрительница соизволила встретить нового посетителя и поинтересоваться целью моего визита. Я в двух словах объяснил свою проблему и вскоре уже листал грубую газетную бумагу, уделяя особое внимание разделу некрологов и рубрике, посвященной перипетиям светской жизни столичного бомонда.

Газеты оказались пришпилены к доске, стол с ними стоял в самом темном углу, и я весь извелся, отыскивая на пожелтевших страницах хоть какое–то подтверждение своей догадки. Сшив нисколько не мешал находчивым студентам разживаться бумагой для самокруток, и частенько в самых многообещающих местах зияли лакуны, но все же, отлистав назад пару месяцев, я наткнулся на упоминание схожего происшествия, а в январском номере на глаза попалось еще одно сообщение о смерти не менее странной.

Впрочем, странной ли?

Разве удивится обыватель, если впавший в депрессию танцор вдруг шагнет в окно, а злоупотреблявшая выпивкой певичка прихватит в ванну не мочалку с мылом, а пузырек аспирина и опасную бритву?

Вовсе нет! Я и сам лишь пожал бы плечами, доведись прочитать о подобном случае в газете. Такое с творческими людьми случается сплошь и рядом, но лично мне не хотелось бы прочитать подобную заметку об Альберте Брандте, сколь бы сильно я ни злился на него за последнюю выходку.

А поэт, судя по всему, был чертовски близок к тому, чтобы пустить себе пулю в висок или спрыгнуть с моста, ведь каждый из безвременно покинувших нас деятелей искусств незадолго до смерти терял некую дорогую его сердцу безделицу. По словам близких, именно эта потеря и становилась тем самым сорвавшимся с кручи камушком, что приводил в итоге к трагической развязке.