— Справимся — и что дальше? — поморщился я. — Совладаем мы с падшим, подчиним его себе, думаете, как отнесутся к этому остальные? А я скажу! Императрица велит живьем содрать с нас кожу, четвертовать и поджарить на медленном огне, а это, говорят, крайне неприятная процедура!
— Рад видеть, что ты сохранил чувство юмора, Лео, — недобро глянул на меня инспектор своими бесцветными глазами. — Насчет этой старой клячи можешь не беспокоиться, она всего лишь вдова императора, а кронпринцесса — вечно больная девчонка. Людям нужна сильная рука! Старая аристократия веками лизала пятки падшим, им придется повиноваться — это у них в крови.
Я этой уверенности начальника не разделял. Когда шестнадцать лет назад после смерти императора его родной брат, великий герцог Аравийский заикнулся о своих претензиях на трон, то и его самого, и всех близких родственников в одночасье скосил пришедший из Африки грипп. Мало кто сомневался, что к столь внезапной кончине приложила руку ее императорское величество.
И ведь он был ее деверем! А мы? Мы с инспектором — просто прах под ее ногами!
Поэтому я со всей возможной уверенностью произнес:
— Старая аристократия давно лишилась влияния.
— Именно поэтому они поддержат нас! — с фанатичной уверенностью выдал в ответ Роберт Уайт. — Я не такой идиот, чтобы затевать открытый мятеж, но мощи даже одного падшего хватит, чтобы изменить расстановку сил!
— Мне это не нравится, — честно признал я.
— Мне тоже, — покладисто кивнул инспектор. — Но такой шанс упускать нельзя. — Он покачал головой и вновь уставился на раскрытую ладонь. — Я чувствовал, как бьется его сердце. Его обратили в камень, но не смогли убить. Я чувствовал его силу, прикоснулся к ней…
— Если правая рука искушает тебя, отруби ее, — отстраненно произнес я, глядя на Максвелла, который обуздывал падшего электрической плетью; во все стороны летели брызги огня и обрывки белоснежного пера. — Падший искушает вас, инспектор.
— Прикуси язык! — резко бросил Роберт Уайт. — Я неспроста назначил встречу именно здесь! Мой разум свободен, никакие чары не достанут нас в этом месте!
— Как скажете.
— Так ты поможешь или нет?
— Не нравится мне это, — упрямо повторил я.
— Предпочтешь прозябать на двадцать тысяч годовой ренты, когда мог бы вознестись на самый верх?
— Возносятся на небо, — хмыкнул я. — Но мы ведь не верим в эти сказки? Зато нам достоверно известно о существовании ада. Вот туда и отправимся, если вы не образумитесь.
— Чушь! — оборвал меня инспектор. — Так да или нет?
— Мне надо подумать.
— Прими правильное решение, — скривился Роберт Уайт, поднялся со скамьи и зашагал на выход; трость подрагивала в его руке, словно хвост рассерженного кота.
Я прихватил оставленную им газету и на ватных ногах поплелся следом. Вышел за ворота лектория, в будке на углу купил газированной воды с малиновым сиропом, залпом выдул стакан и только тогда немного пришел в себя.
Сказать, что неожиданное предложение начальника выбило из колеи, — не сказать ничего. На самом деле, оно напугало, и напугало буквально до икоты, ведь это были вовсе не пустые фантазии, нет — Роберт Уайт имел обыкновение добиваться своего. При этом вряд ли он мог придумать затею безумней, нежели вернуть к жизни падшего и заставить служить себе. Даже обращенный в каменную статую, тот подавлял своей мощью, а когда вся его энергия выплеснется наружу…
Я передернул плечами и прошел в кафе, на вывеске которого помаргивали неровным светом полсотни электрических лампочек. Кафе так и называлось — «Лампа».
Внутри оказалось не протолкнуться от адептов «Всеблагого электричества»; механисты обедали, листали толстенные научные альманахи и до хрипоты спорили, обсуждая последние научные веянья, но мне удалось приткнуться в относительно тихом уголке, под уютным и не таким уж ярким торшером.
Впрочем, место было тихим лишь относительно.
Яблочков! Ладыгин! Тесла! Эдисон!
Амперы, вольты, генераторы, цепи, разряды!
Электричество!!!
Я совсем уже собрался поискать какое-нибудь более спокойное заведение, но тут к столику подошел официант.
— Порцию мороженого, — попросил я, вовремя вспомнив о пустом бумажнике.
— Что-нибудь еще?
— Нет, спасибо, — отказался я, загораживаясь газетой.
Как на грех, передовицу «украшала» фотография худощавой старушки с двумя засвеченными пятнами глаз — фотопленка оказалась неспособна выдержать взгляд ее императорского величества — императрицы Виктории.
Я поежился. Милая тетушка без колебаний скормит своим охотничьим псам то, что останется от меня после допросов. Именно так все и закончится, сомнений в этом не было ни малейших. И это если сначала не сожрет душу падший!
Надо ли говорить, что всерьез предложение инспектора я не рассматривал и рассматривать не собирался? Просто надо было решить, как отказать начальнику и не нажить при этом смертельного врага.
Сообщить в Третий департамент?
Я знавал немало людей, которые до глубины души презирали шпиков и даже заявляли об этом во всеуслышание, а ради своих шкурных интересов при малейшей возможности строчили кляузы на коллег и знакомых, но сам доносить не собирался.