Сиятельный

– Тебе надо поужинать, – заявила она тоном, не терпящим возражений, потом пристально взглянула на меня и скривилась: – Если скажешь, что это стигматы, меня стошнит.

– Глупая шутка, – поморщился я, опускаясь на кровать.

– Ну, крест на спине ты носишь…

– Хватит! – потребовал я, не желая обсуждать ни татуировки, ни ожоги на запястьях и лодыжках. Поднял крышку с блюда и озадаченно посмотрел на непонятное кушанье из поджаренных овощей и мяса, мелко нарубленных и смешанных друг с другом. – Что это?

– Тебе понравится, – улыбнулась девушка. – Это традиционное индийское угощение…

– Не терплю экзотики.

– Тебе надо поесть, – заявила Елизавета-Мария, не слушая возражений.

Я хотел было вызвать Теодора и велеть ему унести ужин, но неожиданно осознал, что безумно голоден. Поэтому лишь спросил:

– Поймала лепрекона?

Суккуб обернулась, окинула меня недобрым взглядом, подозревая издевку, и многообещающе произнесла:

– Поймаю.

Откуда донеслось довольное: «Драть!», – когда она вышла за дверь, я не разобрал. Просто было не до того – сунув в рот ложку экзотического угощения, я словно расплавленного свинца проглотил.

Очень остро, очень вкусно.

Я налил чаю, хлебнул, и горячий напиток обжег небо и язык, да так, что на глазах выступили слезы. И все же экзотическое кушанье мне скорее понравилось, чем нет.

В итоге доел до конца, хоть порой и казалось, будто поглощаю чистое пламя.

После ужина достал прихваченную из логова грабителей копию полицейского отчета и начал читать, но не сумел разобрать ни слова. Буквы прыгали перед глазами, веки слипались, и после несколько минут мучений я в изнеможении откинулся на подушку.

Спать!

Уснул мгновенно и проспал всю ночь как убитый.

Снилась Елизавета-Мария фон Нальц. Дочь главного инспектора мило улыбалась и протягивала для поцелуя руку, но всякий раз, когда я прикасался к нежной коже губами, меня бил разряд электрического тока.

Да что ж такое…

Когда проснулся, лепрекон сидел на подоконнике, по-турецки скрестив ноги, листал полицейский отчет и время от времени сплевывал на пальцы, дабы перевернуть очередную страницу. Под глазом у него налился свежий синяк, а нижняя губа распухла, и эти штришки придавали образу альбиноса удивительную завершенность, делая его куда реальней моих обычных фантазий.

– Влип! – злорадно глянул на меня коротышка, стоило только продрать глаза. – Встрял! Попал! – Он для убедительности провел большим пальцем поперек горла, но стоило только потянуться за сапогом, мигом спрыгнул на пол, зашвырнул отчет к потолку и выскочил за дверь.

Я поднялся с кровати, собрал разлетевшиеся по всей комнате листы и подошел к окну. На улице только-только начинало светать, и оставалось лишь радоваться, что ставни открыл лепрекон, а не какая-нибудь тварь с той стороны.

С тяжелым вздохом я уселся на подоконник, собрал в нужном порядке страницы отчета и вдруг вспомнил, что когда-то места здесь хватало нам обоим.

Мне и моему воображаемому другу. И еще влезала шахматная доска.

Тогда лепрекон не был такой сволочью.

Впрочем, стоило только вчитаться в полицейский отчет, как ностальгические воспоминания враз вылетели из головы.

Экспертизу содержимого сейфа заказал старший инспектор Бастиан Моран, и в запросе его черным по белому был указан номер ячейки, арендованной моей бабкой, графиней Косице. По другим ячейкам аналогичных поручений составлено не было.

Я кинул отчет на кровать и взял с тумбочки хронометр. На часах было без четверти семь, но сна не осталось ни в одном глазу, и я решил потратить время с пользой. Быстро собрался, вышел в коридор, а только начал спускаться на первый этаж, меня обогнал оседлавший перила лепрекон. В один миг он скатился вниз, ловко соскочил на пол и умчался на кухню.

Теодор проводил его невозмутимым взглядом, протянул мне плащ и трость, потом как бы между прочим отметил:

– Не хочу никого ни в чем обвинять, виконт, но в доме опять начало пропадать столовое серебро. И на этот раз дело точно не в вороватом поваре!

– О! – восхитилась Елизавета-Мария, присоединяясь к нам. – Маленький уродец решил пополнить клад? – Она заглянула на кухню, но лепрекона уже и след простыл.

– Я никого ни в чем не обвиняю, – повторил дворецкий.

– Разберемся, Теодор, – пообещал я. – Пропало только серебро?

– Да, только серебряные вилки.

– Их и так оставалось немного, – пожал я плечами и направился на выход, но был остановлен суккубом.

– Леопольд! – выразительно произнесла девушка. – Могу я рассчитывать на твое благоразумие?

– Без всякого сомнения.

– И ты вернешься домой к обеду?

– К ужину точно буду, – пообещал я и вышел на улицу под сыпавшую с неба морось.

Погода за ночь особо не изменилась, разве что ливень сменился обложным дождем, да ветер раскачивал верхушки деревьев не столь сильно, как вчера. Было пасмурно. Город окутала сырая серость, и железная башня на вершине холма едва-едва проглядывала из полупрозрачной пелены заполнивших воздух капель.

Уверен, Альберт Брандт от подобного ненастья в полном восторге.

Я уже дошел до ворот, когда вспомнил об оставленном на леднике свертке, вернулся в дом и попросил Теодора сходить и принести его.