– Вы абсолютно правы, такой вывод делаю и я, – согласился Адельман. – Вы должны понимать, Ваше Высокопреосвященство. Это было двадцать лет назад. Когда я узнал об этом, то тут же постарался все забыть. Эти слухи показались мне ужасными. Я подвел под прошлым черту. Я не хотел больше вспоминать о том проклятом времени. Но сейчас, когда я услышал о надписи Микеланджело, мне припомнился давний рассказ старого аббата ораторианского монастыря. Я решил, что эта история может вам помочь. Я делаю это не совсем бескорыстно. Я банкир и веду дела с банком Ватикана. Меня ничего не интересует, кроме предельно быстрого решения проблемы. Финансам необходима стабильность, смутные времена всегда плохо отражаются на делах, если вы понимаете, о чем я говорю.
– Понимаю, – бесстрастно ответил кардинал Еллинек – смутные времена плохо отражаются наделах…
После этого разговора Еллинек не был способен трезво мыслить. Собеседники простились, и кардинал сел в свой «фиат».
– Домой, – бросил он шоферу.
Смеркалось. На широкой равнине перед ними мерцал мириадами огней Вечный город. Еллинек смотрел в окно и думал о предупреждении Пио и призыве прекратить поиски, пока не поздно. Но в следующую минуту его охватила ярость. Как он мог быть таким малодушным! Кардинал сжал кулак так, что заныли пальцы. Он должен был решить задачу. Он так хотел.
В это же время в Ватиканском архиве отец Августин сидел над необычной Книгой пророка Иеремии, в которой таилась «Книга знака» Абулафии. Он смотрел на надпись и качал головой. Надпись явно была моложе самой книги. Очевидно, она была помещена в архив уже после Второй мировой войны. Что же еще можно было найти в архиве? Августин еле разбирал перевод, выведенный мелкими латинскими буквами: