Шаманы вовсю были заняты своими ритуалами — и вокруг некоторых орков то и дело вспыхивали защитные ореолы. Наконец, орки достигли входного проёма, столкнулись с противостоящими им защитниками Города — и закипело отчаянное сражение. Копьё в центре разило без промаха, пропарывая кольчуги и пробивая доспехи — быстрее, чем орки успевали заметить удар и должным образом на него среагировать. Удары гномьих дубин разбивали щиты и шлемы, как глиняные горшки, а удары молота отбрасывали нападающих на несколько шагов, после чего мало кто был в состоянии подняться. А на сунувшихся одиночек к строю крестьян падал одновременные удары десятка различных орудий, и какой-либо из них обязательно достигал цели. Несмотря на все старания шаманов, им удалось прикрыть лишь немногих, и прикрытые вынуждены были нападать поодиночке — и вскоре, поверженные, падали прямо под ноги защитникам Города. Но на смену павшим подтягивались всё новые и новые орки, и схватки с ними становились всё длительнее.
— В первых рядах шли наименее умелые, — негромко констатировал Дон. — А теперь в бой пошли более опытные, и с ними приходится дольше возиться…
Дон по-прежнему выходил победителем из каждой схватки, но стоило ему покончить с противником, как на него наваливался следующий, а то и сразу двое. Скорость движений копья немного снизилась — усталость брала своё даже у самых выносливых. Гномы тоже махали дубинами уже не столь яростно, так что и на этом участке оборона начала прогибаться. Появились первые жертвы среди людей — одному орку удалось ворваться в середину строя и уложить троих, прежде чем подросток ударом косы прикончил его. Тем не менее, строй людей нарушился и начал отступать — поначалу медленно, а потом всё быстрее и быстрее. Отступление перерастало в стремительное бегство. Лишь подросток с маниакальным упорством отмахивался косой от настырного орка, очевидно желая походить на Дона. Но подросток не имел возможности сравниться с ним в воинском мастерстве — и до сих пор его спасали лишь ловкость и удача. Один из противников Дона упал, сражённый ударом в горло, но на его место стало ещё двое… Чаша весов медленно, но верно склонялась в сторону нападающих.
Дон это отчётливо понимал. Он отскочил на два шага назад, стремясь выиграть хоть мгновение, в течение которого можно выровнять дыхание и расслабить судорогой сведённые мышцы… Орки рвались к нему — так быстро, как могли, стремясь сократить дистанцию и закончить дело ударом ятагана — и внезапно остановились на полурывке. Ибо Дон вдруг принялся нараспев произносить фразы, высоким и чистым голосом, которого уж никак нельзя было бы ожидать от запыхавшегося копейщика:
И пока эхо звенело в воздухе, замерли все — и защитники, и нападающие, и даже стремительно отступавший, а попросту говоря — удиравший бывший строй людей, защищавших ворота. Очарованно застыла и эльфийская принцесса, уже успевшая обогнуть орков и как раз взбирающаяся на стену с противоположной стороны посёлка. Из-за того, что стражи здесь тоже замерли, ей удалось проникнуть в Город беспрепятственно, без ненужных выяснений и разбирательств. Не давая очарованию погаснуть, Дон продолжил:
И эта песня, этот ритм, эта мелодия заставляла кровь быстрее бежать по жилам, усталость — отступить, а волю к победе — усилиться. Принцесса ласточкой соскочила со стены и помчалась сквозь Город. Туда, где решалась судьба сражения.
Орки вновь обрели способность двигаться, но Дон, не прерывая своей полупесни-полурассказа, сам стремительно сблизился с ними… Удары следовали один за одним — сколь молниеносные, столь смертоносные.
Подсознательно копируя движения Дона, подросток своим нелепым оружием сделал хитрый финт, отбивая оружие орка вверх и в сторону, нанёс удар — и голова орка слетела с плеч. На него тут же навалился следующий орк, а на Дона — пятеро разом. Что же — пятеро, так пятеро!