Сила

Тоже подсказка. Есть и другие. Кое над кем молились родители – думали, дочерей обуял демон. Кое-кто подрался с другими девчонками, кое-кто дерется и здесь. Одна сделала так с мальчиком, потому что он попросил, – эта история интересует остальных очень живо. То есть что, мальчикам нравится? То есть что, они сами хотят? Кто-то отыскал интернет-форумы, подтверждающие эту версию.

Одна девочка, Виктория, научила свою мать. Мать, которую (говорит Виктория как ни в чем не бывало, точно о погоде речь) отчим Виктории избивал до того жестоко и часто, что у матери не осталось ни одного зуба. Виктория прикосновением пробудила в матери силу и научила пользоваться, а мать вышвырнула Викторию на улицу, обозвала ведьмой. Этот сюжет понятен без всяких интернет-форумов. Все кивают, и кто-то передает Виктории горшок с подливой.

Если бы не повсеместный хаос, то какая-нибудь полиция, или социальные службы, или солидные ребята из школьного совета поинтересовались бы, как дела у этих девочек. А так власти просто благодарны, что заботы взял на себя кто-то другой.

Алли спрашивают, что приключилось с ней, и она знает, что настоящим именем называться нельзя. Представляется Евой, и голос говорит: Удачно придумала, все-таки первая из женщин; отлично придумала.

История у Евы проста и скучна, запоминать нечего. Ева из Огасты, родители отослали ее к родственникам на две недели, она вернулась – а они уехали, куда – она не знает. У нее было два младших брата. Она думает, родители боялись за них, хотя она никогда никому никакого зла не причинила. Остальные кивают и переходят к следующей.

Не в том суть, думает Алли, что я сделала, – суть в том, что еще сделаю.

А голос поправляет: Суть в том, что еще сделает Ева.

И Алли говорит: Да.

В монастыре хорошо. Монахини в основном добрые, а женское общество Алли приятно. Мужское, считает она, ничем хорошим себя не зарекомендовало. Девочки хлопочут по хозяйству, но когда дела сделаны, можно купаться в океане и гулять по пляжу, на задах стоят качели, а пение в часовне успокаивает, от него у Алли в голове затихают все голоса. В такие минуты тишины она думает: а вдруг можно остаться навсегда? До конца дней своих прожить в Доме Господнем – больше я ни о чем не прошу.

Есть одна монахиня, сестра Мария Игнасия, вот она особенно интересует Алли. У сестры Марии Игнасии тоже темная кожа, у нее бархатистые карие глаза. Сестра Мария Игнасия любит рассказывать про детство Иисуса и про то, что мать его Мария всегда была к нему добра и научила его любить все живое.

– Понимаете, – говорит сестра Мария Игнасия девочкам, собравшимся послушать ее перед вечерней, – Господь наш научился любви у женщины. И Мария дружит со всеми детьми. Она сейчас рядом с вами, она привела вас к нашим дверям.

Как-то вечером, когда все разошлись, Алли тычется лбом сестре Марии Игнасии в колено и говорит:

– Можно я останусь тут на всю жизнь?

Сестра Мария Игнасия гладит ее по голове и отвечает:

– Ну, тебе для этого придется стать монахиней. А вдруг ты захочешь другого? Мужа и детей, работу.

Алли думает: “Вот вечно они так. Никогда не хотят оставить насовсем. Твердят, что любят, но оставить не хотят”.

А голос говорит тихо-тихо: Дочь, если хочешь остаться – я могу устроить.

Алли отвечает голосу: Ты богоматерь Мария?

И голос говорит: Как тебе будет угодно, милая моя. На вкус, знаешь ли, и цвет.

Алли говорит: Но меня же никогда не хотят оставить. Остаться никогда нельзя.

А голос говорит: Если хочешь остаться, надо тут все прибрать к рукам. Придумай как. И не переживай – придумаешь.

Девочки дерутся понарошку, испытывают мастерство друг на друге. В воде, на земле насылают друг на друга легонькие разряды и дрожи. Алли в это время тоже тренируется, но она действует тоньше. Не хочет, чтоб они знали, как она умеет, – помнит то, что прочла про электрических угрей. Спустя долгое время научается посылать крохотные разряды, от которых у девочек дрыгается нога или рука.

– Ой! – говорит Саванна, когда у нее подскакивает плечо. – Мурашки напали!

– Хм, – говорит Виктория, когда Алли немножко взбалтывает ей мозг, – что-то голова болит. Все как-то… как-то путается.

– Епта! – кричит Эбигейл, когда у нее дергается коленка. – От воды ногу, епта, свело.

Большой силы тут не требуется, девочкам не больно. Они так и не узнают, что Алли стала как угри в аквариуме – держит голову над самой водой, распахнув глаза, не отводя взгляда.

Через несколько месяцев кое-кто заговаривает об уходе из монастыря. Тут до Алли – до Евы, даже наедине с собой она старается звать себя Евой – доходит, что у других тоже могут быть секреты, другие, может, тоже прячутся, ждут, когда схлынет.

Одна девочка – все зовут ее Горди, потому что фамилия Гордон – зовет Алли с собой.

– Мы в Балтимор, – говорит Горди. – У маминой родни там знакомые, они помогут обустроиться. – Она передергивает плечами. – Пошли с нами за компанию?

У Евы завелись друзья – Алли дружба никогда не давалась. Ева добра, и молчалива, и осторожна – Алли была ершиста и сложна.