Вокруг уже кричат и визжат. Повезло Рокси, что ее палатка не на краю лагеря. Там парочка уже горит – небось прямо с людьми, – и тянет сладкой вонью бензина. Еще несколько минут, прежде чем все в лагере хотя бы допетрят, что это не авария и не пожар на генераторе. Меж палаток, в красных сполохах, Рокси мельком видит, как коренастая тетка что-то поджигает искрой из ладоней. Вспышка на миг заливает ее лицо белизной. Рокси узнает гримасу – видала уже такое. С такой рожей, как сказал бы папка, дел не замутишь. Никогда не работай с теми, кто чересчур кайфует от работы. В мимолетной вспышке этого ликования, этого голода Рокси читает, что они явились не мародерствовать. То, чего они хотят, нельзя просто отдать.
Для начала они сгоняют в кучу молодых мужчин. Обходят палатки, опрокидывают или поджигают, чтобы обитатели разбежались, спасаясь от огня. Работают неаккуратно, неметодично. Ищут плюс-минус пристойных на вид юношей. Молодец Рокси, что отправила Тунде в лес. Жена или, может, сестра пытается отбить у них бледного кудрявого мужчину, который с ней. Отбрасывает двух точными и меткими ударами в подбородок и висок. Ее без труда гасят и убивают с особой жестокостью. Одна хватает ее за волосы, другая лупит разрядом прямо в глаза. Вжимает пальцы в глазные яблоки – жидкость в них вскипает до молочной белизны. Даже Рокси вынуждена на миг отвести взгляд.
Она отступает поглубже в лес, лезет на дерево, перебирая руками, цепляясь веревочной петлей для устойчивости. Когда находит развилку, они там уже занялись мужчиной.
Он кричит и не умолкает. Две женщины берут его за горло и парализуют ударом в позвоночник. Одна садится над ним на корточки. Стаскивает с него брюки. Он в сознании. Блестят распахнутые глаза. Он еле дышит. Другой мужчина бросается было на помощь и за свои труды получает в голову.
Та, которая на корточках, берет мужчину за яйца и член. Что-то говорит. Смеется. Другие тоже смеются. Она щекочет его кончиком пальца, мурлычет, будто хочет, чтоб ему было приятно. Заговорить он не может – горло раздувается. Вполне вероятно, ему уже сломали трахею. Женщина склоняет голову набок, корчит грустную мину. С тем же успехом могла сказать на любом языке мира: “Что такое? Не встает?” Он брыкается пятками, пытается уползти, но поздно.
Рокси, безусловно, предпочла бы, чтоб ничего этого не было. Она бы спрыгнула сейчас из укрытия и убила их, если б могла. Сначала этих двух под деревом – их можно снять мгновенно, никто и оглянуться не успеет. Потом на тебя бросятся три с ножами, но ты нырнешь влево, меж двух дубов, и они перестроятся, пойдут гуськом. И у тебя появится нож. Проще простого. Только не в нынешнем положении Рокси. И все это есть. Что ни предпочти. Поэтому она смотрит. Чтобы свидетельствовать.
Сидя у мужчины на груди, женщина кладет ладонь ему на гениталии. Начинает с маломощной звонкой искры. Мужчина по-прежнему глухо хрипит, все пытается уползти. Вряд ли ему больно. Рокси и сама так делала с мужиками, к обоюдному удовольствию. Член отдает салют – ну, как обычно. Как предатель. Как дурак.
Женщина выпускает на лицо скупую улыбочку. Задирает брови. Дескать, видишь? Немножко приободрить тебя – и нормалек. Берет его за яйца, тянет раз, другой, словно хочет его порадовать, а потом яростно лупит прямо в мошонку. Ощущение – точно стеклянный кол вгоняют насквозь. Раздирают изнутри. Он орет, выгибает спину. А она расстегивает ширинку штанов военного образца и садится на его член.
Ее товарки уже ржут, и она тоже ржет, скача на нем вверх-вниз. Ладонью упирается ему в живот и вгоняет туда новую дозу всякий раз, когда подскакивает, поджав ягодицы. У одной ее подруги мобильный, подруга снимает, как она на нем прыгает. Он закрывает лицо локтем, но они отводят его руку. Нет-нет. Они хотят запомнить.
Товарки ее подзуживают. Она уже ласкает себя, движется быстрее, дергает бедрами. Теперь она взаправду делает ему больно – не расчетливо и вдумчиво, не чтобы добиться максимальной боли занятными способами, а просто зверски. Чем ты ближе, тем это проще. Рокси и сама так делала пару раз, перепугала одного мужика. На “блеске” еще хуже. Женщина опирается ему на грудь и, наклоняясь, всякий раз бьет искрой в торс. Он отпихивает ее руку, и кричит, и тянется к толпе, просит помощи, молит на каком-то невнятном языке, которого Рокси не поняла бы, если бы “помогите, о господи, помогите” не звучало на любом языке одинаково.