Сила

«Приписывание колдовского знания/силы тому или иному человеку иногда совпадает с формальной властной иерархией (председатель колхоза может оборачиваться, глава сельской администрации колдует против людей, управляющий глазит теленка, бригадир портит за непослушание, мастер сажает пошибку за брак в работе и т. п.), но не менее часто являет собой альтернативу этой иерархии, когда жертвами порчи становятся представители власти (бригадир, учительница, председатель сельсовета и др.).

В этом втором случае колдунами могут считать либо людей видных, хотя и не занимающих властных позиций (так сказать, неформальных лидеров…), либо, наоборот, тех, кто не обладает в сельском сообществе никаким авторитетом» (т. ж., с. 116–7).

Очевидно, именно так автор поясняет, что имеется в виду под статусом. А имеется в виду место, занимаемое в общественном устройстве, где сутью отношения оказывается именно «видность» или «видимость» человека. Это удивительное понятие заслуживает особого изучения, поскольку не имеет никакого отношения к телам, которые видны при любых условиях, а относится к личности и, что особенно важно, к наличию внутренней силы.

Иными словами, видным человека делает как раз сила, и она же оказывается предметом воздействия со стороны общества, которое все замечает и накладывает на такой «статус» узду из «репутации», то есть некой общественной оценки человека по его нравственным качествам, поскольку все колдуны в любом традиционном обществе однозначно делятся на добрых и злых, на лекарей и целителей и на портунов, вредящих другим людям.

Репутация эта, как ни странно, точно так же зависит от силы колдуна, хотя исходно ученые предпочитали считать, что она связана с некими нравственными устоями, навязанными народу христианизацией. Однако сейчас этот расхожий способ оценки русского человека, похоже, стал устаревать:

«Взаимозависимость статусов и репутаций в сельской социальной среде иногда воспринимается исследователями как искажение давно закрепленной в научной литературе традиционной русской языковой картины мира, согласно которой, например, „богатство“ оценивается негативно, а „бедность“ – позитивно» (т. ж., с. 90).

Насмешливое отношение к богатству, похоже, определяло образ жизни лишь тех русских людей, которые вольно или невольно исповедуют «путь дурака», то есть либо живут скоморохами, либо просто спиваются и скатываются на «дно». Действительно отношение к богатству оказывается гораздо более древним, чем христианство, и возникает в ту эпоху, когда люди действительно думали о Силе и охотились за ней. При этом очень важно, что Христофорова ставит силу в прямую связь со знанием – знание/сила. В этом заключается важнейшая подсказка.

Колдуны, а в древности, очевидно, любые «видные» люди, занимающие в обществе «авторитетное» положение, различаются не по власти или богатству, а исключительно по силе, поскольку и власть, и богатство зависят лишь от ее наличия.

«Дело в том, что вера в колдовство предполагает (содержательно, если не всегда терминологически) два типа вредоносных агентов, назовем их условно колдуны сильные и слабые. Речь идет не столько о разнице в знании, сколько о различиях в экономическом и социальном положении предполагаемых колдунов – собственно, именно эти различия часто и закодированы в мифологических представлениях о колдовском знании/силе» (т. ж., с. 117).