Погода же оставалась прежней: низкие тучи, влажный воздух, затяжные мелкие дожди, иногда превращающиеся в мельчайшую морось. Кочевники замучились тащить по извилистому тракту осадные орудия. Кони то и дело оскальзывались, и Консер-батор велел идти пешком. Мокрых, по уши в грязи степняков подгоняла вперед лишь железная дисциплина, держащаяся на страхе. Тумен разбит на тысячи, тысячи – на сотни, сотни – на десятки. Сбежит один воин – казнят девять оставшихся. Сбежит десятка – вырежут сотню. Но такого никогда не случалось. Каждый следил за своими товарищами по оружию. Все понимали, что, сбегая, обрекают на смерть тех, с кем вчера делили еду и славу. Тандыр-хан любил повторять по этому поводу, что самое сильное правительство – это то, частью которого ощущает себя каждый. Жесточайшая круговая порука цементировала войско, как ничто иное. Ни нажива, ни какая-то идея не способны удержать участников набега вместе. Столь же четко делилась добыча. Сначала посылка в родной улус, хану, потом каждый получает свое. Знай свое место, будь верным и стяжаешь богатство, но чуть позже, чем командиры.
Только не до добычи сейчас тумену Консер-батора. Хитрая Отрезань почти ничего не оставила, а впереди – лишь заболоченная дорога и призрачная возможность поделить славу в Мозгве с основными силами Тандыр-хана.
Беглецов в армии темника не было, зато сдавшихся, переставших бороться с негостеприимной эрэфийской дорогой набралось десятка два. Их милосердно умертвили командиры. Лошадей распределили между самыми сильными и отличившимися бойцами.
Консер-батор не сомневался: в итоге он будет лучшим воеводой, нежели молодой выскочка Уминай. Просто сейчас полоса его неудач. Долгая и чавкающая.
Глава шестая,
в коей Иван сражается за радио, а князь Юрий – за нравственность дочери и за Мозгву
Хотя Иван прибыл к лукоморью в полдень, ему пришлось задержаться в компании расстроенного и подавленного Баюна на весь день. Затем кот наконец-то взял себя в лапы и принял решение: коль скоро Карачун хотел его оживления, значит, надо двигать к старцу.
Емельянов-старший распрощался с черным сказителем и певцом. Тот потопал на юг, а дембель вернулся к Вятке. Переночевали в лесу, а наутро волк понес задольского князя в Дверь. Настало время вернуть радиоприемник.
«Ох, и редкостный же я кретин, – бранил себя парень, прижимаясь к холке быстрого оборотня. – Отдал Торгаши-Кериму все бабки, у самого пара золотых. А ростовщику должен десять монет.
Придя к четырехэтажным хоромам Мухаила, Иван остановился у здоровенной дубовой двери. Здесь, как и в прошлый раз, его встретил млеющий от безделья Дубыня.
– Куды?
– А ты совсем не меняешься, – заметил Старшой. – Все тот же поросячий цвет похмельных глаз.
– Чи-и-иво? – Стражник встал во весь немаленький рост, сжал пудовые кулачищи.
– Тпру, залетный. Зови Мухаила.
– На кой?
– Заклад вернуть.
– Все токмо возвращать. Хоть бы кто взять, – проворчал охранник. – Нету его, у князя.
– Надолго? – обеспокоился дембель.
– А то он мне отчитывается. Князь ему должен, вот он и ходит раз в седмицу напоминать. Иной раз допоздна сидят. Так напоминаются за княжий счет, хозяин аж песни поет.
– Давай я его подожду.
– Жди, мне-то что с того.
Иван сделал шаг к двери.
– Куды? – всполошился Дубыня.
– Ждать.
– Нет, мил человек, ждать жди, а в дом не ходи.
Старшой разозлился:
– А ты не пожалеешь, когда от хозяина влетит?
– Мне влетит, только если что-то пропадет, – безразлично проговорил стражник.
«Нет, с этого чурбана взятки гладки, – решил дембель. – Потопчусь тут».
Пооколачивавшись возле Гадцева дома с полчаса, парень отправился на постоялый двор. Там и пища была, и ночлег на случай, если встреча с ростовщиком отложится на вечер.
Отобедал, прогулялся до хором Мухаила. Хозяина все не было. Тогда Иван затеял навестить отшельника Космогония, но потом передумал и отправился на главную площадь Двери. Для этого было достаточно обойти дом ростовщика, хотя парень не ждал особо интересной программы.
С самого начала Старшой заметил изменения в настроениях дверян. В отличие от прошлого раза сегодня не было зазывал-рекламщиков, люди ходили хмурые, все делали вид, что торопятся или слишком заняты, но ощущение тревоги скрыть не удавалось. Наверное, вести о набеге мангало-тартар заставляли горожан думать о будущем. Погода тоже не предвещала солнышка. Было по-прежнему тепло, и ветер дул с юго-востока, но сплошная облачная пелена навевала мысли о полнейшем беспросвете.
Тем не менее на площади оказалось людно. Здесь велась какая-никакая торговлишка – столь же куцая, сколь куце смотрелась сама Дверь, которую Иван окрестил двухэтажной деревней. Меж рядов тихих торговок всякой снедью хаживали расписными красавцами лотошники-щепетильники. Дембелю вспомнилась встреча с одним плутом, срезавшим кошель у купца в Мозгве.