Сила басурманская

– Хозяйка очень ждет тебя, богатырь.

Может, тон сказанного или какой-то намек в словах заставил Егора ошалеть окончательно. «Очень ждет» звучало так призывно…

Чернавка проводила воронежца до двери и удалилась. Пришло время решительных действий. Весь день томившийся всяческими альковными фантазиями парень решил брать крепость прямым штурмом. Он скинул мягкие порты и рубаху, выданные слугами, и остался нагишом.

«Вот сейчас войду и скажу: „О, прекраснейшая из дев!“ и так далее», – подумал Егор, распахивая дверь.

– О, прекраснейшая… Издеваетесь, что ли?!

Милонега Драгомиловна была не одна. С ней стояли подружки. Четыре пары округлившихся глаз уставились на ефрейтора Емелю в костюме Адама.

– Везет тебе, Милка, – завистливо выдавила крайняя слева девка и убежала вон из светлицы.

Остальные предпочли просто отвернуться, но отчего-то не слишком торопились.

Красный как рак дембель выскользнул обратно в полутемный коридор.

В общем, Егор ночевал в одиночестве и уехал рано утром. Чернавка собрала еды в дорогу, а на вопрос о купеческой дочке сказала:

– Попрощаться не получится, богатырь. Милонега Драгомиловна ночует у подружки.

«Позорище-то какое, – сокрушался, качаясь в седле, Егор. – Просто отрыв башки. Ловелас хренов».

* * *

Родина кочевника – степь. Дом степняка – юрта или шатер. Пора в путь – разобрал, приехал на новое стойбище – собрал. В общем, где кинул пожитки, там и жилище.

Народная мудрость толкует юрту как символ мироздания. Когда разбираешь дом, наступает хаос. Установка юрты олицетворяет воссоздание гармонии и порядка. Поэтично и философски, однако. Если бы еще кочевники не были столь воинственны.

Тандыр-хану нравилось наблюдать за сборкой юрт. Вот нукеры бережно снимают с повозки и устанавливают столб – основание жилища, его опору. Вокруг возводится решетчатый остов, опирающийся на жерди, к столбу крепится круговое навершие, а там уж дело доходит до теплой кошмы.

Сегодня повелитель орды распорядился сделать двухдневную остановку на отдых. Хан был доволен: взяв несколько мелких городов и деревень, мангало-тартары собрали неплохую добычу. Часть стад и награбленные ценности уже отправили домой, в степи. То-то порадуются оставшиеся там сварливые жены. Слабая, растянутая внутренними раздорами Эрэфия обеспечит кочевому государству Тандыр-хана несколько лет сытости и процветания.

Но вождь не привык тешить себя сытным бытом, он не глупая баба, стремящаяся к теплой неге. Тандыр, всю жизнь проходивший в простых нарядах воина и пастуха, стремит свой мысленный взор дальше на Закат, туда, где суша рано или поздно сдается Последнему морю.

Великая степь перемелет слабых белолицых воинов, сделает самых глупых из них безропотными харачу, сильные станут наемными бойцами, идущими в бой первыми, а женщины сделаются рабынями и наложницами лучших мангало-тартар.

Каждую ночь Тандыр-хану снится черный господин, он утверждает: весь мир падет к ногам немолодого рыжеволосого кочевника, нужно лишь следовать за темным духом.

Хан отвлекся от дум, когда все юрты были уже установлены. Запылали костры, запахло жарящимся мясом. Эрэфийцы вырастили кочевникам жирную и вкусную скотину.

Вечером Тандыр прогулялся по лагерю, разбитому лучшим туменом. Его начальник Уминай-багатур сопровождал хана. Вождь гордился Уминаем, как отец гордится сыном, но темник был старшим сыном Полбеды-батыра – лучшего друга, кровного брата Тандыр-хана. Самому ему Вечное Небо подарило сыновей позже, и они, в силу младости, еще не ходили в походы. Уминай-багатур радовал сердце повелителя степи, в его тумене был установлен суровый порядок, а сам здоровяк снискал заслуженное уважение каждого воина.

У одного из костров собрались сотники. Они пили кумыс и слушали напевные сказания шамана. Степной ведун по обыкновению носил безрукавную шубу, вывернутую мехом наружу, а на шее гремели многочисленные обереги, отгоняющие злых духов.

Тандыр-хан чуть усмехнулся в жидкую бороду, ощущая, насколько слаб этот всклокоченный человечек по сравнению с темным Шайтаном, сулившим вождю мангало-тартар полную победу над миром. А было время, Тандыр прислушивался к глубокомысленному бормотанию этого шута и даже боялся слов, слетавших с тонких губ шамана. Небо ли говорило его устами? Сейчас хан уверился, что верхним богам нет дела до людского рода.

Шаман перебрал струны конских жил, звучный кильмандар запел раздольную степную песню.

– В самой сердцевине мира возвышается холм Кок-Тюбе, чье имя означает «Священная небесная Гора», – торжественно изрек шаман, не открывая глаз. – На его вершине растет могучий тополь Байтерек. Главное древо нашего мира ветвями обнимает небесный свод, а корни Байтерека пронизывают землю и пьют Нижние воды.

Узловатые пальцы пробежались по струнам более настойчиво, и мелодия зажурчала, словно упомянутые ведуном воды. Костер метал алые отсветы на лица замерших сотников. Тандыр-хан мысленно обратился к шаману: «Старайся, буйный. Пусть мои воины идут в бой вдохновленными».

Из темноты возник сухой жилистый Консер-батор, шепнул хану:

– Отойдем, хан-опора, есть хорошие новости.