Сила басурманская

Все заинтересованно слушали речи бледного покачивающегося персиянца, а советник Розглузд даже подогнал его:

– Так ты, Торгаши-Керим, знаком с боялином?

– Небо тому свидетель, земля тому порука! – Седобородый человечек символически умыл лицо ладонями. – Когда мой караван пришел в земли Эрэфии, мы остановились в Тянитолкаеве, и меня принял этот человек. Он оказал мне славное гостеприимство. Я спросил его: есть ли разбойники на ваших дорогах? И он, смеясь, успокоил меня, клянясь, что падишахи ваших земель давно очистили пути торговцев от лихого люда. Будучи строгим хозяином своих скудных средств, я не стал тратиться на дополнительную охрану. И чуть было не поплатился за доверчивость. На караван напали странные разбойники в холщовых мешках, и если бы не богатыри Иван да Егор…

Драндулецкий сначала обалдел от наглости персиянца, ведь он-то отлично помнил тучного Торгаши-Керима, а вот худосочный бледный старец, свидетельствующий против Станислава, и вовсе показался ему незнакомым. Лишь в конце обвинительной речи боялин припомнил помощника купца.

Юрий обернулся к воеводе:

– Эх, Бранибор! Когда же ты изведешь котов в мешках, а? Перед соседями стыдно!

Ратник потупился. Станислав воспользовался заминкой и перешел в контрнаступление:

– А известно ли тебе, княже, что перед тобой не купец Торгаши-Керим, а его слуга? Уж не извел ли он своего хозяина и не прикидывается ли нынче тем, кем сроду не был?

– Хорошая попытка, боялин, – сказал советник Юрия Розглузд. – Ты действительно видишь тело учетчика Абдура-ибн-Калыма, но в нем зиждется дух персиянского купца. Чем ты докажешь, что не подсылал к каравану разбойников?

– Не возводи напраслину, мудрец! – Глаза Драндулецкого сузились до двух тонких щелочек. – Правда велит доказывать вину, а не невиновность.

Строчащий со скоростью стенографиста Неслух-летописец вздохнул: хоть он и не верил ни одному из посланников, но тут тянитолкаевский боярин был прав. Негоже заставлять гостя обеляться. Слово против слова, так получается.

– О, мне достаточно того, что меня зачем-то обманули, – проблеял персиянец. – Я не подозреваю достопочтимого Станислава в злом умысле. Но если он дал мне совет, пустив скакуна своего разума по лугам беспечности, то я необыкновенно удивлюсь, когда падишах Джурусс даст ему дружину.

Седобородый опустился на лавку. Глаза Станислава забегали. Юрий переглянулся с Розглуздом. Близорукому нравилось звучание его имени в устах персиянцев – Джурусс. Оно обращалось к славной древней Рассее. Ко всему прочему, в речах посла было много логичного.

Воевода шагнул поближе к трону, но промолчал. Тут персиянец снова вскочил:

– А скажи, пожалуйста, о горячий горожанин Тянитолкаева, кто доставил тебе письмо жемчужноокого шаха Исмаила, да будет усыпана розовыми лепестками его долгая-долгая жизненная дорога?

– Ко мне приходила жена Торгаши-Керима, то есть твоя… Гюльнара.

– Ай-ай-ай. – Персиянец покачал головой. – Среди двенадцати моих жен и пяти наложниц нет Гюльнары. Ты, верно, перепутал имя. Такое бывает с чужестранцами. Я вот никак не могу запомнить: Станидур ты или Страхослив.

Бояре заржали, Рогнеда залилась звонким смехом. Улыбнулись и князь с двумя верными помощниками.

Драндулецкому стало жарко и холодно одновременно. Из-за проклятого персиянца он проигрывал переговоры по всем статьям, более того, все, что казалось ему самому ясным и легким, теперь усложнилось и грозило новыми капканами.

– Я точно помню, что ее имя начинается на «Гюль», – промямлил боялин, теребя ставший тесным кружевной воротник.

– Увы, достопочтенный, у меня нет ни Гюльнары, ни Гюльчатай, ни даже легендарной Гюльбарии, кою якобы собрали из листьев некие дети.

Станислав окончательно сорвался:

– Черт с ним, с именем! Вот оно – письмо! – Он выхватил из камзола сверток. – Личная печать Исмаила!

– Да, похожа, – признал седобородый. – А что написано?

– «Исмаил-шах приветствует тебя, незнакомый друг Персиянии!» – начал Драндулецкий, и когда он дочитал, все смотрели на него с нескрываемой иронией.

– Извини, уважаемый, но мой властелин никогда не обращается к тому, кого не знает. А даже если бы и писал, то эта бумага могла сменить владельца, причем разными способами. Только распространилась бы на нового хозяина добрая воля моего шаха Исмаила, пусть здравствует он многие лета?

Воевода наклонился к уху князя и зашептал. Юрий Близорукий дослушал, встал с трона, скрестил за спиной руки.

– Я многое узнал сегодня и, хорошенько подумав, отвечу на твою просьбу, тянитолкаевский боялин, отказом. Я допускаю вероятность того, что мозгвичи могли бы помочь братскому княжеству. Но когда за помощью приходит плут, от него невольно ждешь подвоха. К тому же мы не знаем, идут ли степняки именно в Тянитолкаев. Может, они обтекут его и выскочат через Задолье к нашим стенам? А если они пройдут, как не раз бывало, через Отрезань? Я не могу сейчас отправить дружину в рискованный поход. Посмотри на это все моими глазами, и ты согласишься. Удачи тебе.