Кидаец предлагал брать противника без боя. Этим он приближал час, когда сильный хищник превратится в покладистого обрюзгшего толстяка. Здесь хитроумец либо был неправ, либо нарочно заводил хана в паучьи сети лжи. Поняв это, властитель степи захотел собственноручно переломить хребет мудрецу и оставить его в сырой яме подыхать. На всякий случай. Не принято, собравшись в поход, оставлять за спиной врага или глупца.
А Дон Жу Ан все же не был глупцом. Он говорил о мирном устройстве завоеванных стран. Здесь кидаец подсказал много дельного. Только всякое стремление удержать все как есть ведет к проигрышу. Любой порядок норовит превратиться в мешанину. Значит, задача Тандыр-хана не поддерживать, а устанавливать порядок.
Он подчинит себе всех. Если надо, то дважды.
Удивительно, что мангало-тартарский властелин рассуждал так же, как персиянский купец Торгаши-Керим. Этот погоревал-погоревал о пропавшем Абдур-ибн-Калыме да продолжил завоевывать необъятное Крупное Оптовище.
И персиянец, и главный кочевник верили, что, утвердившись над чем-то огромным, подмяв под себя все доступное пространство, они вырвутся на новый уровень.
Тандыр-хан после победы над миром был готов воевать даже с небесным воинством. Этим он и подходил Злебогу – черному Шайтану. Но Тандыр старился, тяжелел на подъем. Потому-то повелитель Пекла и подсказал ему, где взять молодильные яблоки.
В день, когда верный Уминай-багатур вернулся с тремя наливными плодами, войска мангало-тартар узрели чудо – из белого ханского шатра к ним вышел молодой статный джигит. У старых соратников небесного бича защемило сердце: они вспомнили несправедливо ограбленного сироту.
Рыжие косички из-под шапки-малахая. Юное лицо, обезображенное шрамом. О, это след кнута одного из вероломных дядьев. Тот самый юноша, у которого осталась лишь ветхая юрта, чалая кляча, кнут… да мать с братьями и сестрами.
Перед кочевым воинством на ханском помосте стоял живой символ, воплощение многократно повторившихся сказок – недооцененный глупыми врагами одиночка, коему суждено подмять под себя если не мир, то половину.
– Верные мои дети! – Голос хана звенел, подобно тетиве доброго лука. – Вечному небу угодно, чтобы наш народ поставил на колени остальные племена. В меня вдохнули вторую жизнь. Всех возьмем, станем править!
– Слава Тандыр-хану! – взревела толпа.
Прилетевший с востока ветер трепал белые бунчуки. Берегись, Эрэфия.
Часть третья.
Закадычный враг
Глава первая,
в коей Старшой слушает душещипательную историю, а Тянитолкаев становится точкой встречи многих сил
Все ясно. Вы слишком добрый. Вам надо рассердиться.
Иван Емельянов сделал все, как надоумил кидайский мудрец. Поехал по заветной тропинке, нашедшейся именно там, где указал Дон Жу. Добрался до развилки затерянных дорог и поросшего мхом камня. Оттер лицевую сторону, прочитал:
Мертвым быть не хотелось, а к девкам наоборот. Дембель не без угрызений совести направил жеребчика-серка прямо. Лошади читать не обучены, тот и побрел.
Предсказание кидайца сбылось: лес стал темнее, дремучее, хотя небо распогодилось и в кои-то веки выглянуло солнце. Конь заволновался, чуя неладное. Наконец путник очутился на хмурой полянке, где спрыгнул наземь. Привязал коня к ветке покрепче, стараясь не смотреть в большой печальный глаз, с укоризной косящийся на него. Взял походный мешок с куньим плащом и отправился дальше пешком.
Серко жалобно поржал, причем сделал это тихо, и Старшой чуть не заплакал, обзывая себя сволочью. Потом дембель углубился в бурелом, голос коня стих. Пятью минутами позже Ивану почудился громкий, почти человечий крик, но, как парень ни силился, ничего больше не услышал.
Звериная тропа вывела Старшого к небольшому озеру. Здесь воронежец сделал привал. Развел костер, искупался, перекусил. Солнце снова спряталось в тучи, день подходил к концу.
– А не ошибся ли я? – в который раз спросил себя дембель, глядя на слегка рябую водную гладь. – Может, узкоглазый прикололся? Черт его знает, китайский юмор. Оставил коня, забрел неизвестно куда…
– Отличный, кстати, конь, – прозвучал низкий урчащий голос.
Иван вскочил, развернулся, выхватывая из ножен меч. На границе леса стоял неправдоподобно большой волк. Серый хищник с бурыми подпалинами на груди глядел на Старшого немигающими глазами. Дембель взгляда не отвел. Около минуты противники стояли не шелохнувшись, потом волк удовлетворенно моргнул, открыв пасть, высунул язык и как бы улыбнулся. Задышал часто, как собака, которой жарко.
Оценив клыки и подивившись размерам матерого зверя, по высоте не уступавшего пони, Иван чуть опустил клинок.