Представляется важным, в общих чертах, и еще одно характерное обстоятельство: все общественное движение, пиком которого был 1968 г., не смогло достичь, что касается фактических структурных перемен, большего, чем реформа, дифференциация или замена всего лишь структур, подчиненных фактической силе (
Какие иные альтернативы может вызвать дальнейшая эволюция? Попытки ответить на этот вопрос чреваты умозрительностью рассуждений: скрытый кризис общества до сих пор постоянно выливался — и нет основания предполагать, что и далее не будет выливаться — в разнообразные, большие или меньшие по размаху, политические и социальные потрясения (Германия — 1953 г., Венгрия, СССР и Польша — 1956 г., Чехословакия и Польша — 1968 г., Польша — 1970-й и 1976 г.), существенно друг от друга отличающиеся своими условиями, течением и конечными результатами. Учитывая то, что эти потрясения были вызваны сложным комплексом различных факторов, что события, способствующие выходу «на свет» процессов «скрытой сферы» (проблема «последней капли»), случайны и неожиданны, учитывая, наконец, абсолютную непредсказуемость последствий конфронтации столь противоположных тенденций, каковыми являются, с одной стороны, все более углубляющиеся «блоковая» интеграция и экспансия силы, а с другой — усиливающееся центробежное движение в СССР под воздействием пробуждающегося национального сознания в нерусских областях (по причине чего Советский Союз рано или поздно неизбежно столкнется с глобальным процессом борьбы народов за освобождение), мы должны со всей очевидностью признать безнадежность всех попыток долгосрочного прогнозирования.
И наконец, я не думаю, что для «диссидентских движений» рассуждения такого типа имеют сколь-нибудь большое значение: возникновение этих движений не связано с предварительным прогнозированием, и ориентация на него означала бы для этих движений отход от их глубинной сущности.
Что касается перспектив «диссидентских движений», то я меньше всего допускаю возможность постоянного сосуществования двух изолированных друг от друга и безразличных друг к другу «полисов» — главного и «параллельного». «Жизнь в правде», пока она остается самой собой, не может не ставить под угрозу систему; просто немыслимо, что она может протекать ровно, без драматически напряженного противостояния «жизни во лжи». В отношениях между посттоталитарной системой , пока она остается самой собой, и «независимой жизнью общества», пока она остается самой собой (т. е. прибежищем возрожденной ответственности по отношению к целому и за это целое), всегда будет — скрыто или явно — вызревать