Сила безмолвия

— Итак, — обратился он ко мне, — что ты, как человек ученый, мог бы сказать об изложении магом-рассказчиком историй, основанных на памятных датах? Скажем, истории о Калисто Муни, концовку которой он изменяет, и вместо того, чтобы расписывать, как Калисто Муни был схвачен и четвертован испанскими палачами — что соответствует действительности, — он изображает Калисто Муни победоносным повстанцем, которому сопутствует успех в освобождении своего народа?

Я знал историю Калисто Муни. Он был индейцем из племени яки, который, согласно «памятным датам», много лет плавал на пиратском корабле в Карибском море, чтобы изучить искусство военной стратегии. Затем он вернулся к себе на родину в Сонору и поднял восстание против испанцев, провозгласив войну за независимость, но потерпел поражение, попал в плен и был казнен.

Дон Хуан попросил меня высказать свои соображения по поводу этой истории.

— Конечно, — начал я, — можно предположить, что изменение имевших место событий так, как ты это описал, является психологическим приемом, как-то продиктованным пристрастием мага-рассказчика. Возможно также, это было его личным, именно ему присущим способом смягчения разочарования.

Я добавил, что мог бы даже назвать такого мага-рассказчика патриотом, потому что для него было немыслимо смириться с горечью поражения.

Дон Хуан чуть не задохнулся от смеха.

— Но дело не в одном-единственном маге-рассказчике, — сказал он. — Они все так поступают.

— Тогда это является социально оправданным приемом, призванным выразить желаемое представление всего общества об этом событии, — возразил я. — Общепринятым способом коллективного сбрасывания психологического стресса.

— Твои доводы разумны и убедительны, — сказал он, — но поскольку твой дух мертв, ты не способен увидеть изъян в своих рассуждениях.

Он посмотрел на меня, как бы подталкивая к пониманию того, что он говорит. Я не мог ничего сказать по этому поводу, а если бы и сказал, то это только отразило бы мое раздражение.

— Рассказчик-маг, который изменил окончание реального сюжета, — сказал он, — делал это по указанию и при содействии духа. Поскольку он может манипулировать своей неуловимой связью с намерением, он действительно может изменить события. Рассказчик-маг, демонстрируя свое намерение, снимает свою шляпу, бросает ее на землю и поворачивает на 360 градусов против часовой стрелки. При содействии духа это простое действие погружает его непосредственно в дух. Он позволил своей мысли совершить скачок внепостижимое.

Дон Хуан поднял руку над головой и быстро указал на небо над горизонтом.

— Поскольку его чистое понимание является лазутчиком, исследующим эту безбрежность вне нас, — продолжал он, — рассказчик-маг знает без тени сомнения, что где-то в этой бесконечности в данный момент обрушивается дух. Калисто Муни является победителем. Он освободил свой народ. Его цель превзошла его личность.

ПЕРЕМЕЩЕНИЕ ТОЧКИ СБОРКИ

Через пару дней мы с доном Хуаном отправились в горы. Где-то на полпути кпредгорьям мы сели отдохнуть. Днем раньше дон Хуан решил найти подходящее место для объяснения некоторых сложных аспектов искусства овладения осознанием. Обычно он продолжал идти к ближайшей горной гряде на западе. Однако на этот раз он избрал восточные вершины. Они были намного более высокими и находились дальше. Мне они казались более зловещими, темными и более массивными. Но я не мог сказать точно, было ли это личное впечатление или мне каким-то образом передалось восприятие гор доном Хуаном.

Я открыл свой рюкзак. Его собрали для меня женщины-видящие из группы дона Хуана, и я обнаружил, что они положили туда сыр. У меня возникло легкое чувство досады, поскольку, хотя я и любил сыр, сейчас мне его совсем не хотелось. Но невозможно было отказаться от него, раз уж он там был.

Дон Хуан указал на это как на мою слабость и стал надо мной насмехаться. Вначале это привело меня в замешательство, но затем я решил, что если уж у меня нет сыра, — я не могу его и потерять. Дело в том, что неутомимые шутники из отряда дона Хуана всегда клали мне в рюкзак большой кусок сыра, который я, конечно же, всегда съедал.

— Прикончи его в один присест, — посоветовал мне дон Хуан с коварным блеском в глазах, — и тебе не нужно будет больше о нем беспокоиться.

Наверное, под влиянием его слов у меня возникло сильное желание проглотить сразу весь кусок. Дон Хуан смеялся так сильно, что я заподозрил его соучастие в направленных против меня происках членов его группы.

Уже более серьезным тоном он предложил заночевать здесь, в предгорьях, а затем через день-два добраться до самых высоких вершин. Я согласился.

Дон Хуан осторожно спросил меня, не вспомнил ли я еще что-нибудь относительно четырех настроений сталкин-га. Я признался, что пробовал делать это, но меня подводит моя память.

— Помнишь ли ты, что я говорил тебе о природе безжалостности? — спросил он. — Безжалостности как противоположности жалости к самому себе?