Сила безмолвия

Каждый раз при встречах с доном Хуаном я испытывал, особенно в минуты отдыха и молчания, переполняющее чувство отчаяния, стремление к чему-то такому, чего я не мог выразить словами. Когда я был один или с другими людьми, такое чувство никогда не охватывало меня. Как объяснил дон Хуан, то, что я ощущал и истолковывал как стремление, было в действительности вызвано внезапным движением моей точки сборки.

Когда дон Хуан заговорил снова, звук его голоса заставил меня вздрогнуть. Я сел.

— Ты должен вспомнить, когда твои глаза впервые засияли, — сказал он. — Как раз тогда твоя точка сборки впервые достигла места без жалости. Безжалостность овладела тобой. Безжалостность делает глаза магов лучистыми, и это сияние притягивает намерение. Каждому положению, в которое сдвигается их точка сборки, соответствует особый блеск их глаз. Поскольку глаза обладают собственной памятью, маги способны вызвать вспоминание любого места, воспроизводя соответствующий каждому из этих мест блеск глаз.

Он объяснил, что маги придают так много значения лучистости своих глаз и своему взгляду потому, что глаза непосредственно связаны с намерением. Эта на первый взгляд противоречивая истина заключается в том, что глаза имеют лишь поверхностное отношение к миру повседневной жизни. В глубинном плане глаза связаны с абстрактным.

Я не мог представить себе, как глаза могут хранить информацию такого рода, и сказал ему об этом.

Дон Хуан ответил, что человеческие возможности настолько безграничный таинственны, что маги, вместо того чтобы размышлять об этом, предпочитают использовать их без надежды понять, что они собой представляют.

Я спросил его, влияет ли намерение на глаза обычных людей.

— Конечно! — воскликнул он. — И ты знаешь об этом, но только на таком глубинном уровне, что это уже безмолвное знание. У тебя нет достаточной энергии, чтобы объяс—» нить это даже самому себе. Обычный человек знает о своих глазах то же самое, но у него еще меньше энергии, чем у тебя. Единственное преимущество магов над обычным человеком заключается в том, что они накапливают свою энергию. Это обеспечивает более точное и четкое связующее звено с намерением и, естественно, означает также, что они могут вспоминать по своей воле, используя сияние своих глаз без сдвига точки сборки.

Дон Хуан прервал свою речь и стал пристально смотреть на меня. Я отчетливо чувствовал, что его глаза направляли, подталкивали, тащили нечто неопределенное внутри меня. Я. не мог оторваться от его взгляда. Его концентрация была такой интенсивной, что это и в самом деле вызывало во мне чисто физическое ощущение, — казалось, что я находился в печке. И вот-совершенно неожиданно мой взгляд оказался обращенным внутрь. Это было похоже на пребывание в рассеянном мечтательном состоянии, но к этому примешивалось странное чувство интенсивного осознания самого себя и отсутствия мыслей. В полном сознании я смотрел внутрь, туда, где ничего не было.

Гигантским усилием воли я вывел себя из этого состояния и вскочил.

— Что ты делал со мной, дон Хуан?

— Иногда ты бываешь абсолютно несносен, — сказал он. — Непозволительная расточительность. Твоя точка сборки только что была в положении, наиболее благоприятном для вспоминания всего, что пожелаешь, а ты что сделал? Ты все испортил, спросив меня, что я с тобой сделал.

Немного помолчав, он улыбнулся, увидев, что я снова сел.

— Но занудство является твоим величайшим достоинством, — заметил он. — Так на что же мне жаловаться?

Мы оба громко расхохотались. Это была шутка в его духе.

Несколько лет назад я был очень тронут и смущен огромным желанием дона Хуана помочь мне. Я никак не мог понять, почему он проявил в отношении меня столько доброты. Было очевидно, что он не нуждается во мне ни в каком смысле. Он явно не был во мне заинтересован. На горьком жизненном опыте я понял, что ничто не делается просто так. Я терялся в догадках относительно того, зачем же все-таки я ему нужен, и это ужасно беспокоило меня.

Однажды я весьма цинично напрямик спросил дона Хуана, какая ему польза от нашего знакомства, добавив при этом, что теряюсь в догадках на этот счет.

— Ты все равно не поймешь, — ответил он.

Его ответ вызвал у меня раздражение. Я с вызовом сказал ему, что не считаю себя глупцом и он может хотя бы попытаться объяснить мне это.

— Хорошо, я скажу, но, даже если ты поймешь, тебе это вовсе не понравится, — сказал он с улыбкой, с которой всегда поддевал меня. — Как видишь, я стараюсь щадить твое самолюбие.

Я был задет и потребовал, чтобы он сказал, что имеет в виду.

— Ты уверен, что хочешь услышать правду? — спросил он, зная, что я никогда не скажу «нет», даже если от этого будет зависеть моя жизнь.

— Конечно, хочу, даже если ты просто дразнишь меня, — ответил я.

Он стал смеяться, словно это была хорошая шутка, и чем больше он смеялся, тем сильнее становилось мое раздражение.

— Не вижу ничего смешного, — сказал я.