Сила безмолвия

Дон Хуан рассказывал, как во время ночных путешествий по пустыне Нагваль Хулиан основательно просветил его относительно природы чувства собственной важности и движения точки сборки. По словам Нагваля Хулиана, чувство собственной важности — это чудовище о трех тысячах голов. Противостоять и победить его можно лишь в трех случаях. Во-первых, если отсечь все головы последовательно; во-вторых— достичь того загадочного состояния, которое называется местом без жалости, постепенно разрушающего чувство собственной важности; и в-третьих — если за мгновенное истребление трехтысячеголового чудовища заплатить своей собственной символической смертью.

Нагваль Хулиан советовал избрать третий путь. При этом он сказал дону Хуану, что тот может считать себя счастливым, если ему будет предоставлена возможность выбора, потому что обычно только дух определяет путь, по которому должен следовать маг, и долг мага — следовать ему.

Дон Хуан сказал, что учил меня так же, как в свое время его учил бенефактор, — отсекать все три тысячи голов чувства собственной важности одну за другой, однако результаты оказались весьма различными. Тогда как я поддавался учению очень хорошо — он не поддавался ему вообще.

— Со мной был особый случай, — продолжал он. — С той самой минуты, как мой бенефактор увидел меня, лежащего на дороге с пробитой пулей грудью, он знал, что я — новый Нагваль. Он и вел себя соответственно, сдвинув мою точку сборки после того, как здоровье мое немного улучшилось. Вот почему я мог так легко видеть поле энергии в виде чудовищного человека. Однако этот прием вместо предполагаемой помощи стал помехой дальнейшему движению моей точки сборки. И в то время, когда точка сборки других учеников постепенно сдвигалась, моя оставалась неподвижной на уровне способности видеть монстра.

— Но почему твой бенефактор не объяснил тебе причину происходящего? — спросил я, озадаченный этими излишними сложностями.

— Мой бенефактор не верил в то, что можно получить знание даром, — сказал дон Хуан. — По его мнению, знание, сообщаемое таким образом, является не столь эффективным. Им невозможно воспользоваться в случае необходимости. С другой стороны, для знания, полученного на практике, всегда найдется способ словесного выражения.

Дон Хуан сказал, что его метод обучения отличается от метода обучения его бенефактора тем, что сам он верит в необходимость свободы выбора, чего тот совершенно не допускал.

— Не пытался ли Нагваль Элиас, учитель твоего бенефактора, рассказывать тебе о том, что происходило на самом деле? — настаивал я.

— Он попытался, — вздохнув, сказал дон Хуан, — но я был тогда просто невыносим. Я считал, что знаю все. И то, что говорили мне они оба, я попросту пропускал мимо ушей.

В поисках выхода из создавшегося положения Нагваль Хулиан решил вынудить дона Хуана сместить свою точку сборки, но уже таким образом, чтобы тот сделал это самостоятельно.

Я прервал его, спросив, когда это произошло: до или после случая на реке. Рассказы дона Хуана, к сожалению, не следовали так нравившемуся мне хронологическому порядку.

— Это случилось через несколько месяцев, — ответил он. — Но не думаешь ли ты, что из-за того, что у меня тогда произошло расщепление восприятия, я действительно изменился, стал мудрее или уравновешеннее? Ничего подобного.

Можешь судить по себе. Я не только раз за разом прерывал твою непрерывность, но и раздробил ее на мелкие кусочки. Но посмотри на себя: ты все еще действуешь так, как если бы был невредим. И это — высшее достижение магии, намерения.

То же самое было и со мной. Полученный опыт лишь на какое-то время мог всколыхнуть меня, но затем я все забывал, и разорванные концы соединялись вновь так, словно ничего не произошло. Вот потому-то мой бенефактор и был уверен в том, что по-настоящему измениться мы можем лишь в том случае, если умрем.

Возвращаясь к своей истории, дон Хуан сказал, что Нагваль решил при помощи Тулио, самого нелюдимого обитателя поместья, нанести еще один сокрушительный удар по его психологической непрерывности.

По его словам, все ученики, в том числе и он сам, никогда не находились в полном согласии по поводу чего бы то ни было. В одном лишь их мнения совпадали: маленький, щуплый Тулио презирал их общество. Они ненавидели Тулио, так как он или избегал их, или относился к ним с таким пренебрежением, словно все они были кучей грязи. Они уверяли себя, что Тулио не разговаривает с ними потому, что ему нечего сказать, и что главной чертой его характера за этой высокомерной отчужденностью является неуверенность в себе.

Несмотря на такую репутацию среди учеников, Тулио имел большое влияние на обитателей поместья. Особенно — на Нагваля Хулиана, который души в нем не чаял.

Однажды утром Нагваль Хулиан отослал всех учеников на целый день с каким-то поручением в город. Единственным, кто остался в доме кроме старых обитателей поместья, был дон Хуан.