Сила безмолвия

– ты использовал свой барьер независимости для того, чтобы преодолеть это препятствие, – продолжал он. – тот же самый барьер продолжает действовать и сегодня, так как ты сохранил это чувство неопределенной муки, возможно не такой сильной. И вот теперь стоит вопрос, как тебе нужно распорядиться с полученными выводами так, чтобы текущие переживания совпали с твоей схемой самодовольства?

Я признался, что единственный способ, которым мне удавалось сохранить свою независимость, состояла в том, что я не думал о моих переживаниях вообще.

От души расхохотавшись, дон Хуан едва не упал со своего плетеного кресла. Он встал и прошелся, восстанавливая дыхание. Затем вновь сел и собрался, откинувшись назад и скрестив ноги.

Дон Хуан сказал, что мы, будучи обычными людьми, не знаем или когда-то не знали о наличии чего-то реального и функционального-звена, связующего нас с намерением-которое дает нам наследственную озабоченность судьбой. Он утверждал, что в течении наших активных жизней мы никогда не имеем шанса выйти за уровень сплошной озабоченности, поскольку с незапамятных времен пауза между нашими повседневными делами бросает нас в сонливость. И лишь когда наши жизни почти оканчиваются, наша врожденная озабоченность судьбой начинает принимать другой характер. Она вынуждает нас всматриваться сквозь туман повседневных дел. К сожалению такое пробуждение всегда идет рука об руку с потерей энергии, вызванной старением, когда уже мы больше не имеем сил на левый поворот нашей озабоченности к прагматическому и позитивному открытию. В этот момент все, что здесь осталось, является аморфной, пронзительной мукой ожидания чего-то неописуемого или просто гневом от того, что упустил, промахнулся, не заметил.

– Мне, по многим причинам, нравятся стихи, – сказал он. – одной из них является то, что они подхватывают настроение воина и объясняют то, что трудно объяснить.

Он допускал, что поэты остро осознавали звено, связующее нас с духом, но они осознавали его интуитивно, не так преднамеренно и прагматично, как это делают маги.

– Поэты не обладают личным знанием духа, – продолжал он, – вот почему их стихи в действительности не открывают сути истинных жестов духа, хотя они и бьют довольно сильно.

Он взял со стула, стоящего перед ним, сборник стихов Хуана Рамона Хименеса, раскрыл там, куда он положил закладку, и переда мне, дав знак читать.

Неужели это я ходил сегодня вечером
В мою комнату, или это нищий,
Рыскающий в моем саду в сумерках?
Я осмотрелся и нашел, что все то же самое
И не то же самое....
Было ли открыто окно?
И не сплю ли я уже?
А разве садовая ограда не зеленая?...
Небо было ясным и голубым...
А здесь облачно и ветренно,
И сад темный и мрачный.
Я думал, что мои волосы были черными...
Я был одет в серое...
А мои волосы седые,
И одет я в черное...
Моя ли это походка?
А этот голос, что звучит во мне,
Имеет ли он ритмы голоса,
Которым я пользовался?
Это я, или я – тот нищий,
Который рыскал в моем саду
В сумерках?
Я осмотрелся...
Здесь облака и ветренно...
Сад темный и мрачный...
Я прихожу и ухожу... Неправда ли то,
Что я уже сплю?
Мои волосы седые... И все то же самое
И не то же самое...

Я перечитал стихотворение, уловив настроение бессилия и замешательства я спросил дон Хуана, чувствует ли он то же самое.

– Я думаю, поэт чувствовал давление старости и беспокойство, вызванное пониманием ее, – сказал дон Хуан. – Но это только одна сторона. Другой стороной, которая интересует меня, является то, что поэт, хотя он никогда не сдвигал свою точку сборки, интуитивно, уловил то экстраординарное, что было поставлено на карту. Он уловил бесконечно многое, что есть некий безымянный фактор, устрашающий по своей простоте, который определяет наши судьбы.

3. Надувательство духа

Очищение звена с духом