Сила безмолвия

– Я говорил тебе уже, что есть много причин, по которым я люблю стихи, – сказал он. – с помощью их я «выслеживаю» себя. С помощью них я даю себе встряску.

Он объяснил, что поэты подсознательно тоскуют по миру магов. Но поскольку они не являются магами на пути знания, их тоска – единственное, что они имеют.

– Давай посмотрим, сможешь ли ты ощутить то, о чем я говорю, – сказал он, передав мне сборник стихов Жозе Геростиса.

Я открыл его на закладке, и он указал мне стихотворение, которое ему понравилось....

Это непрерывное, упорное умирание,
Это проживание смерти,
Которое убивает тебя, о боже,
В твоих строгих ваяниях,
В розах, в камнях,
В неукротимых звездах,
И во плоти, которая сгорит,
Как костер, зажженный песней,
Как сон, как оттенок,
Который бросился в глаза,
И ты, сам по себе,
Возможно, умер навсегда,
Не поставив нас в известность об этом,
Мы отбросы, крошки, пепел тебя,
Ты, который все еще существуешь
Как звезда, обманувшая нас своим светом,
Пустым светом без звезды,
Который идет к нам,
Предлагая свою бесконечную катастрофу.

– Пока я слушал слова, – сказал дон Хуан, когда я кончил читать. – Я чувствовал, что этот человек «видел» суть вещей, и я благодаря ему тоже мог «видеть». Меня не волнует, о чем это стихотворение. Меня волнует только чувство, которое страстное желание поэта донесло до меня. Я заимствовал его страстное желание и, благодаря ему, заимствовал красоту. И чудесно то, что он, как истинный воин, потратил ее на получателей и зрителей, сохранив для себя только свое страстное желание. Эта встряска, это потрясение красотой является «выслеживанием».

Я был очень тронут. Объяснение дон Хуана задело во мне необычную струну.

– Ты хочешь сказать, дон Хуан, что смерть – единственный реальный враг, которого мы имеем? – спросил я его минутой позже.

– Нет, – убежденно возразил он. – смерть – не враг, хотя она им и кажется. Смерть не является нашим разрушителем, хотя мы и думаем о ней таким образом.

– Что же она собой представляет тогда? – спросил я.

– Маги говорят, что смерть – единственный достойный оппонент, которого мы имеем, – ответил он. – смерть – это то, что посылает нам вызов. Мы рождены, чтобы принять этот вызов – и обычный человек, и маг. Но маги знают об этом, а обычный человек – нет.

– Лично я скажу, дон Хуан, что жизнь, а не смерть, является вызовом.

– Жизнь – это процесс, с помощью которого смерть бросает нам вызов, – сказал он. – смерть – активная сила. Жизнь

– Это арена. И на этой арене есть только два соперника – ты и смерть.

– А я думаю, дон Хуан, что именно мы, люди, бросаем вызов, – сказал я.

– Вовсе нет, – возразил он. – мы пассивны. Подумай об этом. Если мы и начинаем шевелиться, то только тогда, когда чувствуем давление смерти. Смерть задает темп нашим действиям и чувствам и неумолимо толкает нас до тех пор, пока не ломает нас и не выигрывает схватку, или наоборот – мы поднимаемся выше всех возможностей и побеждаем смерть.

– Маги побеждают смерть, и смерть признает свое поражение, позволяя магам следовать свободно, и никогда она уже не бросит вновь свой вызов.

– И значит, эти маги становятся бессмертными?

– Нет. Не это имеется в виду, – ответил он. – смерть перестает бросать им вызов, и это все.

– Но что это означает, дон Хуан? – спросил я.

– Это значит, что мышление делает кувырок в невообразимое, – ответил он.

– А что является кувырком мышления в невообразимое? – спросил я, пытаясь не показаться воинственным. – наша с тобой проблема в том, что мы не разделяем одних и тех же значений слов.

– Ты говоришь неправду, – перебил меня дон Хуан. – ты понимаешь то, что я имею в виду. Ты разыгрываешь пародию, требуя рационального объяснения «кувыркания мышления». Ты точно знаешь, чем оно является.

– Нет, не знаю, – возразил я.

А потом я понял, что действительно знаю или, скорее, интуитивно догадываюсь о том, что имеется в виду. Была какая-о часть меня, которая превосходила пределы моей рациональности и могла понять, и могла объяснить выше уровня метафор кувыркание мышления в невообразимое. Но беда состояла в том, что эта часть меня была недостаточно сильной, чтобы выходить на поверхность по желанию.

Все это я и сказал дон Хуану. Он захохотал и заметил, что мое сознание подобно чертику на резинке. Иногда оно поднимается очень высоко, и мое управление им оказывается проницательным, в другой же раз оно спускается, и я становлюсь рациональным идиотом. Но большую часть времени оно снует по недостойной медиане, где я ни рыба, ни мясо.