Сила безмолвия

Простое упоминание о моем смущении привело дона Хуана в чрезвычайный восторг. Он вскочил со стула и поперхнулся от смеха. Немного погодя он положил свою руку на мое плечо и сказал, что мы или любим, или ненавидим тех, кто является отражением нас самих.

И опять глубокая застенчивость помешала мне спросить его, что он этим хочет сказать. Дон Хуан продолжал смеяться, ясно осознавая мое настроение. Наконец он заметил, что нагваль Элиас был похож на ребенка, чья рассудительность и умеренность всегда приходила извне. Он, как ученик в магии, не имел внутренней дисциплины за своим обучением.

У меня появилось нерациональное желание защитить себя. Я сказал дону Хуану, что моя дисциплина приходит изнутри.

— Ну конечно, — покровительственно согласился он. — Ты просто не ожидал, что в точности похож на него, — и он засмеялся вновь.

Иногда дон Хуан доводил меня до того, что я был готов закричать. Но мое настроение долго не продержалось и быстро исчезло, как только вдали замаячил следующий вопрос. Я спросил дона Хуана, возможно ли то, что я входил в состояние повышенного сознания, не осознавая этого? И мог ли я оставаться в нем в течение нескольких дней?

— На этой стадии ты входишь в состояние повышенного сознания самостоятельно, — сказал он. — Повышенное сознание — тайна только для нашего разума. На практике все очень просто. Как и со всем другим. Мы усложняем вопрос, пытаясь сделать приемлемой ту безмерность, которая окружает нас.

Он отметил, что мне следует думать об абстрактном ядре, которое он дал мне, а не спорить попусту о своей персоне.

Я сказал ему, что думал об этом все утро и пришел к выводу, что метафорической темой истории были манифестации духа. Но я не мог различить в ней то абстрактное ядро, о котором он говорил. Это было что-то неопределенное.

— Повторяю, — сказал он тоном школьного учителя, муштрующего своего ученика, — манифестации духа — это название первого абстрактного ядра в магических историях. Очевидно, маги подразумевали под абстрактным ядром нечто такое, что в настоящее время тобой не принимается во внимание. Эта часть, ускользнувшая от тебя, известна магам как доктрина намерения, или безмолвный голос духа, или невыраженная расстановка абстрактного.

Я сказал, что понимаю невыраженное как что-то не открытое явно, например «скрытые мотивы». Он ответил мне, что в данном случае невыраженное означает нечто большее: оно означает знание без слов, лежащее вне нашего непосредственного понимания — особенно моего. Он признался, что понимание, на которое он ссылается, было просто за пределами моей уместности момента, а не за моими конечными возможностями понимания.

— Если абстрактные ядра остаются вне моего понимания, какой смысл рассказывать о них? — спросил я.

— Правило гласит, что абстрактные ядра и магические истории должны быть рассказаны на этом этапе, — ответил он. — И когда-нибудь присущая историям, невыраженная расстановка абстрактного, которая является знанием без слов или доктриной намерения, откроет тебе твои собственные истории.

Я ничего не понимал.

— Невыраженная расстановка абстрактного — это не просто порядок, в котором даются абстрактные ядра, — объяснил он, — и не то, что в них есть общее, и даже не та паутина, которая связывает их. Это скорее то, когда познаешь абстрактное прямо, без посредничества речи.

В молчании он подверг меня тщательному рассмотрению с головы до ног с явной целью видеть меня.

— Да, пока для тебя это не ясно, — объявил он.

Он сделал нетерпеливый жест и даже вспылил, словно был раздражен моей медлительностью. Это взволновало меня. Дон Хуан не давал выхода психологическому недовольству.

— Ни ты, ни твои действия тут ни при чем, — сказал он, когда я спросил его, почему он рассердился или разочарован мною. — Это была мысль, которая проскочила в моем уме, когда я видел тебя. Это черта в твоем светящемся существе, которую старые маги давали всему, что имели.

— Расскажи мне об этом, — потребовал я.

— Я напомню тебе о ней как-нибудь в другой раз, — сказал он. — Между тем, давай продолжим беседу об элементе, подпирающем нас: об абстрактном. Элемент, без которого нет ни пути воина, ни самих воинов в поисках знания.

Он сказал, что затруднения, переживаемые мной, не были ничем новым для него. Он сам прошел через муки познания невыраженного порядка абстрактного. И не будь указующей руки нагваля Элиаса, он был бы таким же взвинченным, как и его бенефактор, у которого было много действия и очень мало понимания.

— Каким был нагваль Элиас? — спросил я, меняя тему.