Читаем Сила безмолвия полностью

Он сказал, что хочет пояснить этот пункт, так как если он не будет понят, нагваль возвратится к собственной важности, и это будет его разрушением.

Он сменил тему и сказал, что, поскольку дух лишен воспринимаемой сущности, маги имеют дело скорее с особыми случаями и способами, благодаря которым они могут разбить зеркало самоотражения.

Дон Хуан заметил, что здесь важно понять практическую ценность различных способов, которыми нагвали маскируют свою безжалостность. Он сказал, что моя маска великодушия, к примеру, соответствует тому, чтобы иметь дело с людьми на поверхностном уровне, но она бесполезна для разрушения их самоотражения, поскольку вынуждает меня требовать от них почти невозможных решений. Я жду, что они прыгнут в мир магов без всякой подготовки.

— Такое решение, как этот прыжок, должно быть подготовлено заранее, — продолжал он, — а для того, чтобы подготовить его, пригодна любая маска, скрывающая безжалостность нагваля, кроме маски великодушия.

Может быть, потому, что мне отчаянно хотелось поверить, что я действительно великодушен, его замечания о моем поведении вызвали во мне ужасное чувство вины. Он заверил меня, что мне здесь нечего стыдиться и что единственным нежелательным следствием было то, что мое псевдовеликодушие не приводило к позитивному надувательству.

В этом отношении, сказал он, хотя я и напоминаю его бенефактора во многом, моя маска великодушия слишком груба, слишком очевидна, чтобы ценить меня как учителя. Маска рассудительности, такая, как его собственная, наоборот, очень эффективна в создании атмосферы, благоприятной для передвижения точки сборки. Его ученики полностью уверены в его псевдорассудительности. Фактически, она так вдохновляет их, что он без труда может обманом заставлять их напрягаться как угодно.

— То, что случилось с тобой в Гуаямосе, было примером того, как замаскированная безжалостность нагваля разрушает самоотражение, — продолжил он. — Моя маска стала твоим падением. Ты, как и все вокруг меня, веришь в мою рассудительность. И конечно, ты ожидаешь прежде всего продолжения моей рассудительности.

— Когда я представил перед тобой не только старческое поведение немощного старика, но и себя в качестве старого больного человека, твой ум бросался из крайности в крайность, пытаясь восстановить последовательность моей рассудительности и твое самоотражение. И тогда ты сказал самому себе, что у меня, по-видимому, припадок.

— В конце концов, когда было уже невозможно поверить в продолжение моей рассудительности, твое зеркало начало трещать. С этого момента движение твоей точки сборки стало делом времени. Единственное, что было под вопросом, сможет ли она достичь места отсутствия жалости.

Наверное, я казался дону Хуану излишне скептичным. Он объяснил, что мир нашего самоотражения или нашего ума очень непрочен и скреплен несколькими ключевыми идеями, которые служат его основным порядком. Когда эти идеи оказываются несостоятельными, основной порядок перестает функционировать.

— А чем являются эти ключевые идеи, дон Хуан? — спросил я.

— В твоем случае в таком частном примере, как твое посещение целительницы, о котором мы говорили, ключевой идеей была последовательность, — ответил он.

— Что за последовательность? — спросил я.

— Идея того, что мы прочные болванки, — сказал он. — В наших умах наш мир поддерживается уверенностью, что мы неизменны. Мы можем принять, что наше поведение может быть модифицировано, что наши реакции и мнения могут быть изменены, но идея того, что мы можем менять свой внешний вид или быть кем-то еще, не является частью порядка нашего основного самоотражения. Когда маг прерывает этот порядок, мир разума останавливается.

Я хотел спросить его, достаточно ли нарушить последовательность человека, чтобы вызвать движение точки сборки. Он, кажется, предвидел мой вопрос и сказал, что ломка последовательности — это только смягчающее средство, а сдвинуться точке сборки помогает безжалостность нагваля.

Потом он сравнил действия, исполненные им в Гуаямосе, с действиями целительницы, которые мы обсуждали раньше. Он сказал, что целительница разрушила самоотражение людей, присутствовавших на операции, серией действий, которые не имели эквивалента в их повседневной жизни — драматическая одержимость духом, изменение голоса, вскрытие человеческого тела. Как только последовательность идеи самих себя была нарушена, точки сборки посетителей были подготовлены для передвижения.

Он напомнил мне, что в прошлом описывал для меня концепцию остановки мира. Он сказал, что остановка мира так же необходима для магов, как для меня необходимо читать и писать. Она состоит из введения диссонирующего элемента в сплетение повседневного поведения с целью остановки уже приглаженного потока повседневных событий — событий, которые внесены в каталог наших умов нашим разумом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука
Искусство войны и кодекс самурая
Искусство войны и кодекс самурая

Эту книгу по праву можно назвать энциклопедией восточной военной философии. Вошедшие в нее тексты четко и ясно регламентируют жизнь человека, вставшего на путь воина. Как жить и умирать? Как вести себя, чтобы сохранять честь и достоинство в любой ситуации? Как побеждать? Ответы на все эти вопросы, сокрыты в книге.Древний китайский трактат «Искусство войны», написанный более двух тысяч лет назад великим военачальником Сунь-цзы, представляет собой первую в мире книгу по военной философии, руководство по стратегии поведения в конфликтах любого уровня — от военных действий до политических дебатов и психологического соперничества.Произведения представленные в данном сборнике, представляют собой руководства для воина, самурая, человека ступившего на тропу войны, но желающего оставаться честным с собой и миром.

Сунь-цзы , У-цзы , Юдзан Дайдодзи , Юкио Мисима , Ямамото Цунэтомо

Философия
Осмысление моды. Обзор ключевых теорий
Осмысление моды. Обзор ключевых теорий

Задача по осмыслению моды как социального, культурного, экономического или политического феномена лежит в междисциплинарном поле. Для ее решения исследователям приходится использовать самый широкий методологический арсенал и обращаться к разным областям гуманитарного знания. Сборник «Осмысление моды. Обзор ключевых теорий» состоит из статей, в которых под углом зрения этой новой дисциплины анализируются классические работы К. Маркса и З. Фрейда, постмодернистские теории Ж. Бодрийяра, Ж. Дерриды и Ж. Делеза, акторно-сетевая теория Б. Латура и теория политического тела в текстах М. Фуко и Д. Батлер. Каждая из глав, расположенных в хронологическом порядке по году рождения мыслителя, посвящена одной из этих концепций: читатель найдет в них краткое изложение ключевых идей героя, анализ их потенциала и методологических ограничений, а также разбор конкретных кейсов, иллюстрирующих продуктивность того или иного подхода для изучения моды. Среди авторов сборника – Питер Макнил, Эфрат Цеелон, Джоан Энтуисл, Франческа Граната и другие влиятельные исследователи моды.

Коллектив авторов

Философия / Учебная и научная литература / Образование и наука