Я сказал дону Хуану, что нередко испытывал то же самое и по отношению к нему. Вот и сейчас он смог обогнать меня, несмотря на разницу в возрасте и мои давние способности к бегу.
Еще я сказал, что многие годы видел себя первоклассным бегуном во снах, где молодой полицейский не мог догнать меня.
— Твоя история куда важнее, чем я ожидал, — прокомментировал дон Хуан. — Я-то думал, что это будет рассказ о том, как тебя отшлепала твоя мама.
То, с каким видом он говорил все это, делало его слова очень смешными. В них была явная издевка. Он добавил, что, в некоторых случаях,
— Эта твоя история и ее нынешний контекст могли бы стать настоящим праздником для какого-нибудь психолога, — продолжал он. — В твоем сознании я, должно быть, ассоциируюсь с тем молодым полицейским, который разрушил твое представление о непобедимости.
Теперь, когда он отметил это, я согласился, что он точно сформулировал мое ощущение, хотя я не осознавал его, а тем более не пытался выразить в словах.
Дальше мы пошли молча. Меня настолько потрясла его аналогия, что я совершенно забыл о выслеживавшем нас ягуаре, как вдруг грозное рычание вернуло меня к нашей ситуации.
Дон Хуан велел мне попрыгать на длинных нижних ветвях кустов, сломать пару из них и соорудить некое подобие длинной метлы. Он сделал то же самое. Убегая, мы использовали их, чтобы поднять облако пыли, поддевая и разбрасывая сухой песок.
— Это должно обеспокоить ягуара, — сказал он, когда мы остановились, чтобы перевести дыхание. — У нас осталось всего несколько часов дневного времени. Ночью ягуар непобедим, поэтому нам лучше бежать в сторону тех скал.
Он указал на скальные выступы примерно в полумиле к югу от нас.
— Нам следует двигаться на восток, — возразил я. — Те горы от нас слишком далеко на юг. Если мы направимся к ним, то никогда не доберемся до моей машины.
— Нет способа добраться сегодня до твоей машины, — сказал он спокойно. — Возможно, и завтра тоже. Кто сказал, что мы вообще когда-нибудь вернемся к ней?
Вначале я ощутил приступ страха, но затем мною вдруг овладело удивительное чувство покоя. Я сказал дону Хуану, что если смерть собирается захватить меня в этом пустынном чапарале, то, надеюсь, это будет не слишком больно.
— Не беспокойся, — ответил он. — Смерть причиняет боль лишь тогда, когда это случается в постели, из-за болезни. Борясь за свою жизнь, ты не почувствуешь боли. Если ты что-нибудь и почувствуешь, — так это ликование.
Он сказал, что одним из самых драматических отличий магов от обычных людей является то, каким образом к ним приходит смерть. Только по отношению к магам-воинам она добра и нежна. Они могут быть смертельно ранены и все же не чувствовать боли. И еще невероятнее то, что смерть сдерживает себя в ожидании так долго, как это нужно магам.
— Самое большое отличие обычного человека от мага состоит в том, что маг управляет своей смертью собственной скоростью, — продолжал дон Хуан. — Что касается данного случая, то сейчас ягуар меня не съест. Скорее он съест тебя, потому что ты не обладаешь необходимой скоростью, чтобы удержать свою смерть.
Он начал разъяснять тонкости идеи о скорости и смерти. Он сказал, что в повседневном мире наше слово или наши решения можно очень легко изменить. Неизменна в нашем мире лишь смерть. С другой стороны, в мире магов обычную смерть можно отменить, но не слово магов. В мире магов нельзя изменить или пересмотреть решения. Однажды принятые, они остаются в силе навсегда.
Я сказал ему, что его утверждения, какими бы впечатляющими они ни были, не могут убедить меня в том, что можно отменить смерть. И он еще раз объяснил мне все то, о чем говорил до сих пор. Он сказал, что для