Сила и невинность: в поисках истоков насилия

Нам нужны свои способы высмеивания авторитетов. У нас есть Хэллоуин и первоапрельский День дураков. Но мы нуждаемся в способах канализации наших тайных мечтаний о том, как мы оскорбляем соседей и шокируем отцов города — короче говоря, в способах символического выражения нашей мечты отомстить обществу, которое ограничивает нас и мешает осуществлению наших планов. Интересным примером этого является король карнавала, который принимает скипетр, зная о том, что будет убит в разгар буйной вакханалии, когда происходит надругательство над всеми авторитетами. А возьмите надругательство над высшим религиозным авторитетом — распятие Сына Божьего, Иисуса. Когда, в генделевском "Мессии" мы обращаемся к Нему, поруганному, оскорбленному и оплеванному, мы разыгрываем архетипический ритуал, в котором человечество выражает свое вековое презрение, которое за всех принимает человек на кресте. Выразив наше презрение и насмешки — в действительности, все так называемые негативные и деструктивные эмоции — мы получаем возможность более ясно ощущать и понимать позитивную сторону религиозных убеждений. Мы можем менять форму проявления этих позитивных и негативных граней человеческой природы, но если мы попытаемся отменить сам факт их наличия, мы будем вынуждены ампутировать определенные части человеческого опыта и сами сделаем себя беднее.

Не связаны ли крайности американской жизни — одной из которых является насилие — с этим отсутствием дионисийского ритуала? Детективные романы, идентификация с главным героем в гангстерских фильмах, прославление преступника, имевшее место в период после отмены сухого закона в тридцатых годах, — все это отчасти является симптомами отсутствия здоровых возможностей дать выход "тайным мечтам мести обществу, которое сдерживает и подавляет нас".

В столь механическом мире, как наш, по сути невозможно сдерживать глубокое чувство протеста, и думать, что можно от случая к случаю выпускать их с помощью кровавых триллеров и небольших нарушений установленного порядка. <…> В иерархическом обществе, подобном нашему, антисоциальные чувства являются сначала силой, а затем средством, с помощью которого какой нибудь беспринципный политик может достичь популярности и стать выразителем мечты о насилии всех униженных[110].

Признание ценности бунтаря должно пройти долгий путь, ведущий к канализации такого рода демонических сил в конструктивных направлениях.

Ибо бунтарь делает то, что хотели бы, но не осмеливаются, делать все остальные. Обратите внимание, что Иисус добровольно принимает на себя грехи и презрение людей. Он действует, живет и умирает за всех нас. Это и делает Его бунтарем. И, таким образом, бунтарь и спаситель оказываются одной и той же фигурой. Своим восстанием бунтарь спасает нас. Здесь мы встречаемся с еще одной демонстрацией моего предыдущего тезиса — тезиса о том, что дивилизация нуждается в бунтаре.

3. Бунтарство художника

Кто, увидев впервые водосточные трубы в виде фантастических фигур, хитро и злобно смотрящих на нас со своих карнизов под самыми крышами собора Нотр-Дам в Париже, не был охвачен удивлением и смущением? Не являются ли эти полуживотные-полулюди, поедающие других животных живыми, эти сатанинские изваяния, дразнящие своими высунутыми языками толпы людей внизу на городской площади, сидящие часовыми в свете дня над Парижем, с запечатленным в камне выражением презрения, — не являются ли они каким-то образом заложниками дьявола? Но мы не можем отделаться уклончивым ответом такого рода. Они являются воплощением напряжения, существующего внутри каждого из нас, воплощением диалектики света и тьмы, добра и зла. Именно благодаря этим воплощениям демонического французы смогли достичь такого совершенства в облике Собора. Ибо художник, который освещает наш мир, например, скульптор — создатель химер, живет и дышит демоническим началом. И то, что мы называем прекрасным (слово, которое, как напоминает нам У.Х.Оден, мы не должны употреблять в современном мире слишком часто), станет невозможным, если мы перережем нашу связь с этим "нижним" миром.