Сила, которая защищает

Он понял, что Триок простил его; и если его прощальный дар не принес Кавенанту утешения, то в этом нельзя было винить Триока. Кроме всего прочего, если Елена и была испорчена от рождения, то ответственность за это тоже лежала на Кавенанте. Она была дочерью насилия и преступления, смыть которые не могло ничто. Не в силах ничего изменить, он сидел, держа на коленях голову навсегда смолкнувшего Триока, и плакал, ожидая конца – того мгновения, когда он исчезнет из Страны.

Но конец не приходил. В прошлом он всегда покидал Страну сразу же после смерти того, кто вызвал его; однако сейчас он все еще был здесь. Минута проходила за минутой – и все оставалось по-прежнему. В конце концов до него дошло, что на этот раз, непонятно почему, он не исчезнет.

Он не мог смириться с судьбой Елены. Последнее слово не было сказано – пока еще нет.

Когда Баннор и Мореход зашевелились и застонали, начиная приходить в себя, он встал. Осторожно сняв кольцо с безымянного пальца левой руки, он надел его на указательный палец правой, надеясь, что здесь оно будет держаться плотнее.

Потом, охваченный печалью и сожалением, он поднялся на ноги, которые, как ни странно, все еще держали его, и заковылял на помощь своим друзьям.

Глава 17 Испорченные равнины

Баннор пришел в себя быстрее, чем Мореход. Несмотря на свой возраст, крепость харучаев все еще жила в нем. Почти сразу же после того, как Кавенант растер ему запястья и шею, он пришел в сознание; и к нему мгновенно вернулась обычная настороженность. С характерным для него хладнокровием он пристально посмотрел на заплаканного Кавенанта, и вместе они принялись приводить в чувство Великана.

Мореход лежал на земле, охваченный лихорадкой. Он судорожно оскалил зубы, массивными руками шаря по своей груди, точно пытаясь найти и уничтожить то место, где в ней притаилось Зло. Опасаясь, что он может поранить себя, Баннор сел на землю рядом с его головой и, упираясь ногами ему в плечи, схватил за запястья. Пока он удерживал его, Кавенант уселся Великану на грудь и ударил по сведенному судорогой лицу.

Мореходу понадобилось совсем немного времени, чтобы вырваться. Взревев, он отшвырнул Баннора через голову Кавенанта, стряхнул Неверящего с груди и, тяжело дыша и пошатываясь, поднялся на ноги. Угрожая Кавенанту кулаком, он начал медленно надвигаться на него.

Однако, проморгавшись и переведя дух, он пришел в себя и понял, кто перед ним.

– Кавенант? Баннор? – спросил он, словно опасаясь, что они могут оказаться Опустошителями.

– Мореход… – Слезы облегчения покатились по исхудалым щекам Кавенанта. – С тобой все в порядке?..

Медленно, постепенно напряжение начало покидать Великана – он понял, что его друзья не подчиняются ничьей чужой воле, что они живы и невредимы.

– Камень и море! – вздрагивая, еле слышно выдохнул он. – Ну и ну! Друзья мои… Я не причинил вам вреда?

Кавенант не смог произнести ни слова; его снова душили рыдания. Вместо него откликнулся Баннор:

– С нами все в порядке.., насколько это возможно.

– А… А призрак Высокого Лорда Елены? Посох Закона? Почему мы еще живы?

– Она погибла. – Кавенант изо всех сил пытался справиться с собой. – Уничтожена.

На лице Морехода отразилось сочувствие.

– О нет, друг мой, – вздохнул он. – Нельзя уничтожить того, кто уже мертв.

– Я знаю. Я понимаю это. – Кавенант скрипнул зубами и схватился за грудь, дожидаясь, пока волнение отпустит его. Постепенно он успокоился, вновь обретя хотя бы некоторое присутствие духа. – Она просто умерла – умерла снова. Но Посох… Он точно уничтожен. Это сделала дикая магия. – Не зная, как его друзья прореагируют на это сообщение, он добавил:

– Я здесь ни при чем. Я ничего не делал. Она… – Он запнулся. В его ушах снова зазвучали слова Морэма: “Ты сам – Белое Золото”. Разве мог он сейчас с полной уверенностью сказать, что действительно то, что случилось, не было делом его рук?

Его откровения вызвали странный блеск в глазах Баннора. Харучаи никогда не могли равнодушно отнестись к сообщению о каком бы то ни было оружии, пусть даже пришедшем в негодность. Уничтожение Посоха не огорчило Баннора – напротив, он испытал чувство удовлетворения, узнав об этом. Мореход же просто не придал особого значения словам Кавенанта о Посохе – страдания, которые испытывал его друг, были для него неизмеримо важнее.

– Ах, Кавенант, Кавенант, – вздохнул он, – как ты выдержал? Кто может вынести такое?

– Я прокаженный, – ответил Кавенант, с удивлением обнаружив, что произносит эти слова безо всякой горечи. – Я все могу вынести. Потому что я ничего не чувствую. – Он махнул рукой, понимая, что его слезы доказывают обратное. – Все это – лишь сон. Разве сон может по-настоящему огорчить? Я.., бесчувственный. – Его лицо исказилось, когда он вспомнил о безграничном доверии, которое испытывал к Елене, и то, к чему это привело – к разрушению Закона Смерти.

Ответные слезы застлали глаза Морехода.

– Ты очень храбрый, – охрипшим голосом сказал он. – Я преклоняюсь перед тобой.