Сила любви

Танец в очередной раз разделил их, что придало особую проникновенность его ответу, произнесенному через несколько минут:

— Каждый ваш вздох чрезвычайно важен для меня. Я завидую земле, по которой вы ступаете, и кубку, который прикасается к вашим губам! Мысль, что вы, быть может, обещаны кому-то другому, лишает меня покоя.

Ни одно из наставлений, полученных Флёр, не могло ей подсказать, как нужно реагировать на страстный флирт столь опытного человека, каким был Ив де Сен-Тессе. В смущении она старалась точно исполнять движения сложного рисунка «танца павлинов», на который пригласил её граф. Потом бросила на него осторожный и в то же время пристальный взгляд из-под полуопущенных ресниц.

— Говорить мне подобные вещи, сеньор, выходит за рамки этикета, — чопорно ответила Флёр и сразу же сама рассердилась на себя за эти слова, поняв, сколь неуместно они прозвучали. Теперь он подумает, что она глупа, необразованна, простовата и слишком легко впадает в смущение.

К счастью, танец в этот момент закончился, и ей удалось спасти положение заключительным величественным поклоном, причем внезапная слабость в коленях в немалой мере способствовала тому, что этот поклон получился более глубоким.

— Простите меня, красивейшая из дам, я не хотел вас обидеть. Просто так уж получилось, что вы меня околдовали еще тогда, при въезде королевской процессии в ваш изумительный город. Теперь я уже себе не принадлежу. Я мечтаю утонуть в прохладной зелени ваших глаз и хотя бы один-единственный раз поцеловать вашу руку!

Какие-то ноты в его голосе лишали ее самообладания. Флёр знала, что все его слова направлены лишь на то, чтобы обольстить ее; знала, что верить ему не следует. И все же сердце стучало так сильно, что она опасалась, как бы он, этого не услышал даже сквозь тяжелую, украшенную вышивкой материю платья и через облегающий ее грудь корсаж. Она позволила ему взять ее руку, мягко разогнуть пальцы и прижать жадные губы к ладони.

Его нежность вызвала у нее чуть заметный вздох, а все тело пронзила дрожь. Наверное, прикосновение раскаленного инструмента пыток не могло бы обжечь кожу сильнее, а ее и без того слабое сопротивление вышло из-под всякого контроля. Флёр покачнулась и ощутила на талии приятную опору сильной руки.

— Отпустите же меня, — пробормотала она, задыхаясь, — умоляю вас…

— Вы очень разволновались, — констатировал Шартьер, как бы вовсе не слыша ее слов и ведя ее через зал с величайшей уверенностью. — Да это и неудивительно в таком море свечей и людей. Я был настоящим мужланом, утомляя вас, простите великодушно! Что вам сейчас необходимо, так это глоток прохладительного напитка! Разрешите мне сопровождать вас в банкетный зал короля…

Торжественная трапеза, для которой целая армия слуг приготовила огромное количество блюд, состоялась в большом зале ратуши, и господа из королевской свиты уже заняли свои места на центральной стороне стола П-образной формы. Катарина и Диана де Пуатье сидели по обе стороны от короля, который болтал главным образом с дамой в зеленом, между тем как его законная супруга вела себя безупречно, как бы не замечая обиды и улыбаясь.

Для расположения гостей за столом не существовало никаких правил, кроме заранее установленных мест для королевской семьи и ее фаворитов. Поэтому граф постарался усадить Флёр подальше от глаз мадам де Гонди, а также короля и королевы. Он не хотел рисковать, боясь, что Катарина Медичи отзовет Флёр и лишит графа ее общества. К этому добавлялось и сознание того, что мадам де Брезе воспримет этот флирт крайне враждебно.

Не вводя Флёр в новое смущение очередными слащавыми любезностями, он теперь поставил себе целью развлекать ее и заботиться о хорошем расположении ее духа. Она постепенно освобождалась от напряжения еще и потому, что граф постоянно не только накладывал на ее тарелку самые лакомые блюда, но и подливал вина в ее бокал после того, как она утолила первую жажду.

Флёр улыбалась его шуткам, оценивала по достоинству иронию, мелькавшую в его рассказах о придворной жизни, и в свою очередь блистала очарованием и умом, которого он не подозревал в ней до этого при ее яркой красоте, что, однако, лишь усиливало ее привлекательность.

— Должно быть, у вашей колыбели стояла добрая фея, — произнес Ив де Сен-Тессе столь задумчиво, что ее сияющая улыбка уступила место выражению внимания и серьезности. — Красота, грация, ум и веселый нрав редко сочетаются в одном лице.

— В этом перечислении вы забыли нетерпеливость, раздражительность и склонность к глупой мечтательности, сеньор, — вздохнула Флёр, вспоминая наставления матери и свое отношение к ним. — Но фея действительно была. Моя бабушка заслужила, чтобы так ее называть. В моих детских фантазиях я всегда представляла себе Матерь Божию с чертами бабушки. Я ее любила больше всех на свете, но, увы, она умерла уже много лет тому назад. Я тогда тяжело заболела от грусти по ней и много недель проплакала.

— Таким глазам плакать никак нельзя!