Сила любви

— Вы что, с ума сошли, молодой человек? Шартьер — предатель?! В это я не поверю ни за что и никогда! — негодующе вспылил Монморанси. — Вы хотите пожертвовать собой ради женщины, которую навязал вам король, чтобы замять скандал? Ради дочери торговца?

— Вы говорите о графине Шартьер, сеньор коннетабль, — поправил его граф ледяным тоном.

Его замечание пронзило его собеседников, как удар шпаги, и щетинистые седые брови незнакомца на момент приподнялись, выражая искреннее удивление. Кажется, его привело в изумление, что граф защищает свою супругу.

— Вы жертвуете своей жизнью ради нее! — констатировал он спокойным, низким голосом, и их взгляды впервые встретились.

— Я поклялся перед алтарем любить ее и заботиться о ней, — ответил Ив де Сен-Тессе с большей теплотой, чем собирался. — Я не могу допустить, чтобы она без вины оказалась между жерновами политики. Она… Впрочем, это уже не важно! Итак, принимаете ли вы мои условия?

Последние слова были обращены к коннетаблю, который взглянул на незнакомца и получил в ответ едва заметный кивок головы.

— Караульные! — По этому властному приказу полководца в комнату вошли двое солдат. — Отведите графа в кабинет рядом с залом аудиенций королевы. Вы отвечаете головой за то, чтобы он не делал попыток к бегству! — И повернувшись к Сен-Тессе: — Следуйте за ними и молитесь Богу, чтобы ваши слова подтвердились. Я при всем желании поверить вам не могу.

Когда графа выводили из комнаты, взгляды его и незнакомца встретились вторично. Граф даже на мгновение задержался, не поняв смысла улыбки, которая так не подходила к этим снежно-синим глазам. Улыбки, которая смутно о чем-то напомнила, исчезла столь быстро, что проскользнувшее воспоминание так и не материализовалось в какой-либо образ.

Что-то подспудное заставило графа при уходе почтительно поклониться не только коннетаблю, но и незнакомцу. После чего граф вышел из комнаты, конвоируемый караульными. Незнакомец ответил легким поклоном. Это было движение, носившее на себе следы неохотно выраженного уважения.

Ив де Сен-Тессе сознавал, что короткий обмен ударами между ним и коннетаблем был всего лишь разведкой перед главным боем. При вторичной схватке граф уже не выкинет из своих расчетов Диану де Пуатье. Если уж она согласилась с тем, что расследование поручили Монморанси, то это могло означать лишь одно: она, несмотря ни на что, еще не совсем забыла о тех дружеских чувствах, которые когда-то питала к очаровательному, пылкому молодому дворянину, без раздумий положившему к ее ногам свое сердце и свое состояние.

Но, сосредоточив все усилия на спасении жены, граф терял в этой игре последние остатки лояльного отношения к нему Дианы. Если не удастся доказать, что заговор против Флёр основан на фальсификации, то граф в конечном счете сложит голову на эшафоте. Но как можно что-то доказать, если нет шансов прибегнуть к помощи друзей, а Монморанси уже сомневается в здравом уме графа? Появится ли хотя бы возможность апеллировать к милости королевы, чтобы та защитила его очаровательную законную супругу?

В этот момент он, кажется, дал бы отрубить себе правую руку хоть за какой-нибудь проблеск надежды.

В первый миг Флёр восприняла визгливый звук открывающегося замка и звон ключей как плод собственной разгоряченной фантазии. Некому было прийти, чтобы освободить ее из этого мрака. Наверное, она видит сон, и если не взять себя в руки, то можно в таком состоянии и с ума сойти. Слишком долгими, слишком мучительными были для нее эти часы пребывания в заточении, в безысходном мраке, в пасти голода, жажды и отчаяния.

Но тут тяжелая деревянная дверь отворилась, и широкая полоса света прорезала мрак камеры. Флёр услышала громкий взволнованный голос:

— Свет! Больше света! Да торопитесь же! Вот варвары! Оставили ее без единого луча света в этой жуткой дыре!

Мадонна, этот голос с твердым итальянским акцентом во французских словах! Флёр знает его! Глухо вскрикнув, она поднялась на ноги и на момент ослепла от внезапной вспышки яркого света, проникшего в самые дальние углы камеры.

От света заболели глаза, и Флёр прикрыла их рукой. Ее шатало. Ноги онемели, и внезапная слабость подкосила ее, так что она вынуждена была опереться о сырую стену.

— Что вам от меня нужно? — хрипло вскрикнула Флёр и отступила подальше от двери.

— Piccolina![10] Донна Флёр! Что они с вами сделали? Идите сюда, крошка моя! Я помогу вам! У вас ужасный вид! Dio![11] Я не верю глазам своим! Обопритесь на меня и пойдемте из этой навозной свалки… Как ужасно, что я только что узнал об этом! Никогда себе не прощу, что мне понадобилось так много времени, чтобы раскрыть этот подлый заговор!

Флёр, не мигая, смотрела на Пьеро Строцци, словно он был призраком из другого мира. Приземистая маленькая фигурка на абсурдно высоких каблуках, а на голове дорогая шляпа с перьями, раскачивающиеся концы которых бросали на стены огромные тени. Мелодичное звучание его успокаивающих слов с трудом доходило до ее сознания.

— Вы? — выдохнула она в полной растерянности. — Откуда вы взялись? Почему… Как…