Сила любви

Крис открыл глаза и сквозь густую пелену слез посмотрел на Пита Острински, двадцатипятилетнего великана, в лицо которого словно врезалась печать глубокого потрясения.

– Эй, Пит, извини, старина. Я тут раскудахтался, а ведь ты первым узнал о случившемся и выехал на место аварии. Так что тебе выпала самая тяжелая миссия.

Острински согласно кивнул.

– Да, – с трудом выдавил он и отвернулся, чтобы скрыть слезы.

Настала очередь Криса утешать приятеля, и он, поднявшись, обнял Пита за плечи и потрепал его по толстой шее.

– Он уже в морге?

Острински едва мог говорить.

– Да, но ты не ходи, Крис. И что хочешь делай, но не пускай туда его мать. Его разворотило прилично.

Крис похлопал его по плечу и понуро покачал головой.

– Это известие убьет его мать.

– Да-а… с матерями сложно.

В дверях, прислонившись к косяку, застыла в нерешительности Рут Рэнделл, их делопроизводитель. Хлопнула входная дверь, и в дежурную часть вошел еще один полицейский в форме.

– Я только что узнал… – сказал Рой Марчек, и в комнате вновь воцарилось тяжелое молчание. Каждый из присутствовавших ежедневно сталкивался со смертью и поневоле свыкся с нею. Но эта смерть, унесшая одного из них, лично задела каждого, и на ее фоне все остальные происшествия меркли.

Вновь хлопнула дверь – прибыл полицейский капеллан Вернон Уэндер. Ему было за сорок; статный, подтянутый, с редеющими темными волосами, на носу – очки в серебристой оправе. Капитан Андерсон приветствовал Уэндера молчаливым кивком головы.

– Мы потеряли хорошего человека, – приглушенным голосом произнес капеллан. – Ужасная трагедия.

Все молчали.

– В последний раз, когда я разговаривал с Грегом, он сказал мне: «Вернон, ты задумывался когда-нибудь о том, что многие ненавидят свою работу? Но это не про меня, – добавил он. – Мне нравится быть полицейским. Приятно сознавать, что ты нужен людям, и помогать им». Может быть, вам всем станет легче, если вы всегда будете помнить эти его слова. Грег Рестон был счастливым человеком.

Уэндер сделал небольшую паузу и добавил:

– Я пробуду у вас целый день, так что если кому-то из вас захочется поговорить со мной… или помолиться… исповедаться… я к вашим услугам. Думаю, что и сейчас всем нам станет легче, если мы помолимся.

Кристофер вполуха слушал проповедь капеллана. Он думал о семье Грега, о его матери, представляя, каким ударом будет для нее весть о сыне. Она была вдовой, и на ее попечении было еще двое детей – двадцатитрехлетняя Дженис и четырнадцатилетний Джои. Грег был старшим в семье и девять лет назад после смерти отца стал для матери единственной опорой. «Сильная женщина моя мать, – всегда говорил о ней Грег, – самая сильная из всех, кого я знаю… и самая хорошая». Кристофер Лаллек никогда еще не встречал более нежного отношения сына к матери. Это было удивительное сочетание взаимного уважения, восхищения и любви, что всегда вызывало у него легкую зависть. Грег мог говорить с матерью о чем угодно – о спорте и деньгах, сексе и философии; запретных тем для них не существовало. Грег охотно делился с другом всем, что обсуждал до этого с матерью, так что Крис знал о миссис Рестон больше, чем многие знают о собственных матерях, и со временем проникся к ней истинным уважением и любовью. Подобных чувств он никогда не испытывал к своим родителям.

Капеллан закончил проповедь. Послышалось шарканье ног. Кто-то шумно высморкался. Крис глубоко вздохнул и сказал, обращаясь к Уэндеру:

– Мы с Грегом… мы жили с ним в одной квартире. Я бы хотел сам сообщить о случившемся его семье.

Капеллан взял его за руку.

– Хорошо, но вы уверены, что владеете собой?

– Я справлюсь.

Уэндер отпустил его руку и печально кивнул.

А на улице нещадно палило солнце. Оно слепило воспаленные от слез глаза. Крис надел темные очки и сел в машину, даже не почувствовав, как обожгло голые ноги раскаленное кожаное сиденье. Он завел мотор, но так и не двинулся с места.

Он не умер. Вот сейчас он подъедет, подойдет к моей машине и, уперевшись руками в дверцу, скажет: «Увидимся на озере».

Но этого не произойдет.

Уже никогда.

Кристофер сидел в машине, утратив чувство времени, весь во власти обрушившегося на него горя. Наконец он все же включил передачу и выехал на улицу. По дороге он попытался вызвать в памяти лицо Грега, вспомнить его таким, каким видел в последний раз. Тогда Грег как раз выходил из квартиры, одетый по-пляжному, в красной кепке, в одной руке – яблоко, в другой – ключи. Открывая дверь, он зажал яблоко зубами и, надкусив его, сказал с набитым ртом: «Увидимся через час, да?»

На голове кепка вместо шлема.

Плавки вместо джинсов.

Майка вместо кожаной куртки.

И даже без носков, на голых ногах – грязные белые кроссовки.

Крис слишком хорошо знал, как выглядят жертвы мотоциклетных катастроф.

Разможженные черепа…

Кости, разбросанные в черном месиве крови и сажи…

Обгоревшая кожа…

Иногда даже обувь отыскать невозможно.