Нараспашку куртка, все также грязная, что глаза режет от вони и внешнего вида. Джинсовые шорты на черные капроновые колготки в крупную клетку и ляписная в стразах шелковая кофта, и уже другие сапоги: ботфорты на высоченном каблуке, и теперь она казалась блатной вышкой. По лицу Пушка можно сказать одно: штукатурка накладывалась быстро и сильно. В общем… женщина, очевидно, вернулась с работы. В руках у нее был белый пакет из супермаркета, из которого просвечивались три бутылки водки, колбаса и чейсы.
– Аа-а-а-а… – пробулькала женщина, смотря на нас, а Литунов скривился, и, повернувшись ко мне, грозно уточнил:
– Это вообще кто?
Только хотела ответить, как дама хищно улыбнулась и, выставив грудь вперед, прокуренным голосом прохрипела:
– Олеся, но вам можно и Леля. Я…
– Сожительница Боглашина собственной персоной, – рявкнула я, четко осознавая, что меня ужасно бесит ее эти нестандартные заигрывания с Кириллом. Что надо то? Живет со своим дебилом, пусть и дальше наслаждается жизнью. А на… чужого мужчину пусть не заглядывается.
Кирилл скривился и, видя его реакцию, Олеся хмыкнула и, пройдя в дом, деловито осведомилась:
– Где… мой муж?
Не стала даже отвечать, поплелась в свою комнату, чтобы сделать то, что изначально не смогла: собрать все документы в чемоданчик. Судя по тяжелым шагам, Кирилл шел за мной, не говоря ни слова. Гулящая зазноба Боглашина, видно, так и осталась без ответа. Да и ладно… думаю… такая дама, как она, пока Боглашин в обезьяннике, быстро найдет ему замену, тем более выпить и закусить у нее уже есть.
Очень хотелось ее выгнать, но смысл? Как только этот урод выйдет из полиции, опять ее притащит, а я глотку буду рвать понапрасну. Что говорить, Боглашин тут притон устроил, что даже мерзко находиться в этой квартире.
Доковыляла до своей комнаты и принялась, кряхтя и сопя, собирать все листочки, чувствуя себя старушкой.
– Кристина, сядь. Я сам, – раздался громкий приказ позади меня, и я повернулась, смотря на Литунова, читающего скомканный документ.
Удивительно, когда смотрела, как это же делает Болгашин, кроме дикого ужаса испытывала отвращение, а сейчас удовольствие оттого, как именно Кирилл ведет себя и держит. Чувствуется в нем властная хищная аура, что хочется смотреть и восхищаться. Что я, конечно, и делаю, но в тайне… а не с открытым ртом полным слюны, как влюбленная девятиклассница на спортсмена и красавчика в одном лице из одиннадцатого. Странно, представлять такие сравнения, ведь у меня такого не было в школе, впрочем, как и в институте, но эту картину я отчетливо вижу у себя в голове.
– Он посмел ударить своего ребенка? – с ненавистью в голове процедил мужчина.
– Да, но не смогла доказать, – буркнула я, невозможно желая лечь. Голова раскалывалась так, что создавалось впечатление, что кто-то дружно бьет молотком по вискам с двух сторон. Прямо-таки усердно старается, а мне хоть вой.
– И сейчас трогает девочку? – еще резче осведомился Литунов.
– Нет, – категорично выдала я, встречаясь с ним взглядом. – Я не оставляю его вместе с ней.
– Понятно, – произнес мужчина, опускаясь на корточки, собирая все бумаги. Когда собрал, осмотрел всю комнату и уточнил:
– Все? Или еще что забрать осталось?
– Нет, – промямлила я, ощущая себя сладким желе в вазочке.
– Тогда сейчас направляемся домой, чтобы завести Арину, а потом в больницу.
– Кирилл, думаю, не стоит… – еще тише пролепетала, прислоняясь спиной к спинке дивана.
– Уверен, стоит. Галина Петровна побудет с ними, а мы съездим.
– Так ей же нужно домой… – пыталась нормального говорить, но язык заплетался.
– Она теперь живет с нами, – заявил мужчина, чему я удивилась. Вроде у нашего любимого повара есть свой дом, в котором она живет с взрослым сыном, правда непутевым, в долгах как в шелках, а женщина выплачивает, жалея его. Потом спрошу у нее, что да как. Мы с ней хорошо общаемся и понимаем друг друга.
Кивнула и на секунду закрыла глаза…
Очнулась уже… в неизвестной спальне, притом, очевидно, мужской. Огромная кровать, на которой я лежу в чужой длинной футболке, судя по запаху – Литунова (