Сила меча

Мы цитировали стихи из “Волкодава”, которые оба знали почти все наизусть. И Олег вдруг процитировал строчки, которые меня резанули предчувствием близкой беды.

Теперь я понимаю, что сделал он это специально. Он предчувствовал свою смерть и хотел подготовить к ней меня.

… И нет ни мечты, ни надежд, ни любовного бреда,

Одно Поражение стёрло былые победы.

Ты думал: вот-вот полечу, только крылья оперил!

А крылья сломались, и мир не заметил потери.

Я строго сказал ему, чтобы он выкинул из головы эти мысли. Что потерю Олега мир уж точно не сможет не заметить. Он, как обычно в таких случаях, спорить не стал, просто рассмеялся и перевёл разговор на другое.

Погиб он на следующий день

Узнав о готовящемся теракте в Израиле, он приказал ликвидировать террориста-самоубийцу. Но в последний момент Олег отменил приказ, потому что выяснилось, что этому террористу – всего пятнадцать лет

Олег сам прибыл на место и принялся убеждать мальчишку, что взрывать мирных невинных людей – дело, которое не может одобрить Аллах. Накачанный наркотиками палестинский пацан явно принял появившегося перед ним прямо из воздуха Олега за посланника самого Магомета или даже Аллаха. Он и не подумал артачиться и сразу принялся снимать с себя “пояс шахида” со взрывчаткой. Казалось, что всё в порядке.

Но в этот момент рванул взрыв…

Видимо тот, кто готовил пацана и обвесил его взрывчаткой, сделал это так, что снять пояс без взрыва потом было уже невозможно. Не для того, дескать, надевается этот священный пояс, чтобы потом зачем-то снимать.

Олег, хоть и был всегда очень предусмотрительным и дальновидным, почему-то упустил из виду эту элементарную опасность.

Заряд был мощным, и пацана, и Олега разорвало взрывом в клочья…

Я узнал это только от Леардо, увидел это глазами Леардо. Со мной Олег категорически отказался держать связь, когда проводил свои операции. Явно по просьбе моих родителей. А у Лео родителей не было, запретить ему участвовать в войне Олега было некому…

Я торопливо оборвал свои мысли, поняв, что чуть было не позавидовал своему другу. Дурак, идиот! Нашёл, чему завидовать! Мама, папа, только бы с вами ничего не случилось там, думал я суеверно, только бы эту мелькнувшую в моём мозгу завистливую мысль не услышали какие-нибудь Космические силы…

После того, как я переправил своих родных в Фатамию, всё время занимался тем, что скрывался. Уходил от облавы.

Я мог выходить в Космос, а оттуда возвращаться на Землю в любое место, в котором был когда-то и которое хорошо помнил. Я мог также чувствовать, когда кто-то тайно следит за мной. Всё это пригодилось, даже очень, иначе я давно бы уже был в лапах спецслужб.

Олег предупреждал, что этого нельзя допустить ни в коем случае, да я и сам прекрасно это понимал. Живым я им не дамся. Ни за что. Хватит с меня психушки.

Я уходил, убегал, метался с места на место и чувствовал, как неумолимо сжимается кольцо вокруг меня. Уже несколько раз, выходя из Космоса в совершенно, как казалось мне, надёжном месте, я нарывался на засаду. А если никого из них рядом не было в момент моего выхода, они появлялись очень быстро, иногда – через несколько минут.

Видимо, они сумели подцепить к моей одежде или даже имплантировать в моё тело что-то вроде радиопеленгатора, по которому тут же обнаруживали, где я нахожусь.

Дважды им удалось схватить меня и один раз даже надеть наручники, но я всё равно ушёл в Космос прямо из их рук. Ушёл, разумеется, без наручников.

А сейчас, только что, в меня стрельнули этой гадостью. Мгновенно вызвавшей дикую боль. Которая, парализуя волю, должна была не дать мне сосредоточиться и уйти.

Но я всё-таки ушёл. И теперь лежу на холодных мокрых камнях и боюсь даже вздохнуть, боюсь даже попытаться сосредоточиться, лежу и не знаю, что делать.

Скоро они будут здесь.

Может быть, насилуя себя, мне опять удастся уйти от них в Космос. А что дальше? И зачем всё это, зачем, какой смысл в этих беспомощных трепыханиях?

Не лучше ли, заставив себя забыть про боль, сделать последнее усилие? После которого меня уже никогда не поймают они, после которого мне уже никогда не будет больно?

Я смогу сделать такое усилие. Но почему-то никак не решусь на него. Не смотря ни на что. В слове “никогда” – такая жуть, такая безнадёжность, что я оттягиваю до последнего принятие решения об этом усилии.

Но всё-таки решаться надо. Сейчас. Впереди нет ничего, нет никакой надежды. Нет Олега, единственного человека, который ещё, может быть, смог бы как-нибудь помочь мне.

Но Олега нет.

Я неожиданно понял, что уже решился.

Я не буду ждать, когда здесь появятся они, и опять, как заяц от гончих, убегать до следующего укрытия. Я уйду прямо сейчас. Уйду навсегда.

Попытаюсь всё-таки прорваться в Фатамию, к маме и папе. Но попытаюсь уже по-настоящему. И если всё-таки это не получится, назад всё равно не вернусь.

Всё!

Беру обратный отсчёт, как Серёжка Каховский . Ну же, “мальчик с мечом”! Вперёд!

Пять!…

Четыре…

Три…