Сила мифа

Все шире – круг за кругом – ходит сокол,
Не слыша, как его сокольник кличет;
Все рушится, основа расшаталась,
Мир захлестнули волны беззаконья,
Кровавый ширится прилив и топит
Стыдливости священные обряды.[6]

Как вы думаете, «что за чудовище, дождавшись часа, ползет, чтоб вновь родиться в Вифлееме»?

КЭМПБЕЛЛ: Я знаю об этом не больше, чем Йейтс. Но я знаю, что смена эпох сопровождается большими страданиями и беспорядками. Угроза, которую мы ощущаем, которую все ощущают, – это, если хотите, предчувствие Армагеддона.

МОЙЕРС: «Я стал смертью, разрушителем Вселенной», – сказал Оппенгеймер, увидев первый взрыв атомной бомбы. Но вы ведь не думаете, что конец Вселенной будет именно таким?

КЭМПБЕЛЛ: Нет, не думаю. Возможно, это станет концом жизни на нашей планете, но не концом Вселенной. Это всего лишь незначительный взрыв среди всех взрывов, которые происходят на всех солнцах Вселенной. Вселенная – это множество атомных печей вроде нашего солнца. Так что взрыв атомной бомбы всего лишь маленькая имитация великой работы.

МОЙЕРС: Вы можете представить себе, что где-то на другой планете есть существа, придающие своим мифам и легендам такое же значение, какое мы, земляне, придаем своим?

КЭМПБЕЛЛ: Нет. Чтобы возникла жизнь, нужны совершенно определенные температурные условия и достаточное количество воды. Иначе и на этой планете не было бы жизни. Зная это, трудно представить себе, что на какой-то другой планете она возможна, сколько бы спутников ни вращалось вокруг звезд.

МОЙЕРС: Эта хрупкая жизнь всегда существует в горниле террора, на грани уничтожения. И изображение куклы Cabbage Patch рядом со зловещим Рэмбо не противоречит тому, что нам известно о жизни из мифов?

КЭМПБЕЛЛ: Нет, не противоречит.

МОЙЕРС: Вы видите в современном мире какие-то новые метафоры традиционных вечных истин?

КЭМПБЕЛЛ: Я вижу такую возможность, но пока не вижу, чтобы эти метафоры стали мифологическими.

МОЙЕРС: Как по-вашему, войдут ли в мифологию современные машины?

КЭМПБЕЛЛ: Автомобили уже вошли в мифологию. О них мечтают. Самолеты очень полезны для воображения. Так, воображение воспринимает полет самолета как освобождение от земного притяжения.

В известной степени он символизирует то же самое, что и птицы. Птица символизирует освобождение духа от зависимости от земли. Сейчас эту роль исполняют самолеты.

МОЙЕРС: Что еще?

КЭМПБЕЛЛ: Конечно, оружие. В каждом фильме, который я смотрю в самолете, летая между Калифорнией и Гавайями, есть люди с пистолетами. Инструменты, которые больше не нужны, вытеснены новыми инструментами. Но ничего другого я не вижу.

МОЙЕРС: Значит, новые мифы будут служить старым целям. Когда я смотрел «Звездные войны», мне вспомнились слова из послания апостола Павла: «Я веду бой не с людьми из плоти и крови, а с силами зла». Это было сказано две тысячи лет тому назад. И в пещере охотника, жившего в каменном веке, есть рисунки, изображающие сцены борьбы с силами зла.

КЭМПБЕЛЛ: Человек не должен подчиняться внешним силам зла. Он должен управлять ими. Проблема в том, как это реализовать.

МОЙЕРС: После того как мой младший сын в двенадцатый или в тринадцатый раз посмотрел «Звездные войны», я спросил: «Почему ты столько раз смотрел этот фильм?» И он ответил: «Потому же, почему ты всю жизнь читаешь Ветхий Завет». Для него это новый мифический мир.

КЭМПБЕЛЛ: Воистину у «Звездных войн» есть все основания стать мифом. Изображая государство как машину, авторы фильма спрашивают: «Что сделает эта машина? Уничтожит гуманизм или будет служить ему?» Источник гуманизма не машина, а сердце. Я вижу в «Звездных войнах» ту же самую проблему, что и в «Фаусте»: Мефистофель, человек-машина, может дать нам все и поэтому готов определить и цель нашей жизни. Но, разумеется, у Фауста совсем другие цели, чем у машины, что делает его достойным спасения. Когда Люк Скайуокер снимает маску со своего отца, он снимает маску с машины, роль которой тот исполнял. Его отец был «униформой», а это власть – Темная сторона.

МОЙЕРС: Мы хотим, чтобы мир был создан по нашему образу и подобию и чтобы он был таким, каким он, как нам кажется, должен быть. Машины помогают нам реализовать эту идею.

КЭМПБЕЛЛ: Да. Но потом приходит время, когда машина начинает командовать вами. Например, я купил компьютер. Замечательная машина. И теперь эта машина кажется мне не ведающем пощады ветхозаветным богом с массой правил.

МОЙЕРС: Есть замечательная история о президенте Эйзенхауэре и первых компьютерах…

КЭМПБЕЛЛ: …Эйзенхауэр вошел в комнату, уставленную компьютерами, и спросил: «Здесь есть Бог?» Все компьютеры тут же включились, замигали лампочки, завертелись колесики, и спустя какое-то время он услышал: «Сейчас есть».