Вещи второго порядка обычно неправильно истолковываются, потому что они имеют отношение к тому, о чем невозможно помыслить, следовательно, все мысли о них будут неверными. Вещи третьего порядка – это то, о чем мы говорим. А миф как раз представляет собой отсылку к тому, что абсолютно трансцендентно.
МОЙЕРС: Тому, что не может быть познано или названо, мы можем лишь попытаться придать словесную форму.
КЭМПБЕЛЛ: Основным словом для обозначения трансцендентного в нашем языке служит слово «Бог». Получается, что мы тем самым создаем некое понятие. Мы думаем о Боге как об Отце. В религиях, где основным божеством и творцом является Мать, все ее тело – это вселенная. Она везде и нигде. В то же время Бог-мужчина всегда где-то присутствует. Мужчины и женщины – это всего лишь две стороны одного и того же начала. Половой диморфизм возникает на поздних стадиях развития. Биологически амеба – это ни мужчина, ни женщина. Первичные клетки – это только клетки и ничего больше. Они делятся и размножаются без какого-либо сексуального подтекста. Я не могу точно сказать, когда именно возникают половые различия, но это происходит намного позже. Поэтому абсурдно говорить о том, что Бог принадлежит к тому или другому полу. Божественная сила не имеет половых признаков.
МОЙЕРС: Разве не приходится облекать в привычные слова то, что совершенно непостижимо, чтобы попытаться понять это. Бог как мужчина, Бог как женщина…
КЭМПБЕЛЛ: Да, но идея останется непонятной, если продолжать мыслить категориями «он» и «она». Такие понятия и категории могут стать разве что трамплином в трансцендентное, а трансцендентное само по себе предполагает необходимость выйти за пределы, преодолеть двойственность. Все, что находится в пространстве-времени, имеет двойственную природу. Каждое воплощение проявляется либо как мужчина, либо как женщина, и каждый из нас является воплощением Бога. Можно сказать, что человек рождается, воплощая лишь один из аспектов метафизической двойственности. И это отображается в мистических культах, где человек проходит через серию посвящений, которые раскрывают ему его глубинную сущность, а потом в определенный момент он понимает, что он и смертный, и бессмертный, мужчина и женщина.
МОЙЕРС: Как вы думаете, было такое место, как Эдемский сад?
КЭМПБЕЛЛ: Конечно, нет. Эдемский сад – метафора невинности, там нет времени, нет противоположностей, и это первичный центр, из которого начинает развиваться сознание.
МОЙЕРС: Но если в идее Эдема присутствует такая невинность, что с ней происходит? Не оказывается ли она во власти страха?
КЭМПБЕЛЛ: Именно. Есть замечательная история о божестве, о «Я», которое говорит: «Я есть». Как только оно произносит «Я есть», оно боится.
МОЙЕРС: Почему?
КЭМПБЕЛЛ: Это божество было единой сущностью. Затем оно подумало: «Чего я должен бояться, ведь я единственное, что есть». И как только оно сказало это, оно почувствовало себя одиноким и захотело, чтобы появился другой, и так оно почувствовало желание. Оно разделилось на две части, став мужчиной и женщиной, и так произошел мир[14].
Первый опыт, с которым сталкивается плод в утробе матери, – это страх. Есть такой чешский психиатр, проживающий сейчас в Калифорнии, Станислав Гроф, который годами лечил людей ЛСД. И он обнаружил, что некоторые из них заново переживают опыт рождения, а первым этапом при этом повторном опыте рождения оказывается переживание состояния плода в утробе матери без какого-либо чувства «я» или бытия. Затем незадолго до рождения начинается сокращение матки и появляется ощущение страха! Страх – это первое чувство, которое возникает после того, как говоришь «Я есть». Затем наступает ужасная стадия родов с прохождением сложного пути по родовым каналам, а затем, наконец, – свет. Можете себе представить! Разве неудивительно, что этот процесс в точности отображен в мифе, когда божество говорит: «Я есть», – и тут же испытывает страх. И затем, когда оно понимает, что оно одиноко, в нем просыпается желание другого, и оно становится вторым. Это обозначает приход в этот мир, где царствуют противоположности.
МОЙЕРС: Получается, что у всех нас есть много общего, раз многие из этих мифов содержат сходные элементы – запретный плод, женщину? Например, мифы о сотворении мира, в них всегда есть ряд запретов. Но мужчина и женщина восстают против запретов и идут своим путем. Несмотря на то что я уже много лет читаю все эти истории, я не перестаю восхищаться ими и теми схожими чертами, которые присутствуют в таких отделенных друг от друга культурах.
КЭМПБЕЛЛ: Есть такой стандартный фольклорный мотив под названием «Одна запретная вещь». Помните Синюю Бороду, который говорит своей жене: «Не открывай этот шкаф»? И всегда найдется кто-то, кто нарушит запрет. В ветхозаветной истории Бог указывает на одну запрещенную вещь. Бог, должно быть, прекрасно знал, что человек собирается съесть запретный плод. Но именно благодаря этому человек становится творцом своей собственной жизни. Настоящая жизнь начинается с этого акта непослушания.
МОЙЕРС: Как вы объясните эти сходства?