Сила Мира

— Поль, — прошу коннетабля. — Когда договоритесь о мире, скажи, чтобы Палач Зосима (это он и есть) передал Мелхиседеку вот это.

Вручаю короткое письмо, написанное перед боем.

«Мелхиседеку Атаргу, Высшему Палачу Лиангхара.

Сила, которую мы впустили в Мир, одинаково грозит всем — и Исмине, и Владыке. Если нужны доказательства — попробуй послать дозорные заклинания на Землю Ночи, или внимательно мое заклятиена Сумрачном. Тогда поймешь, почему Владыка говорит со мной, а не с вами, и что отступник — не я, а вы. Вспомни и то, что делает Владыка с теми, кто Ему не нужен, и задумайся. До тех пор, пока вы будете работать на иномировую Силу в ущерб Владыке, я буду вам противостоять.

Палач Лиангхара Левдаст Атарг».

Очень надеюсь, он прислушается к этим словам. Но даже если нет, в ближайшие годы начать новую войну не посмеет. Может, хоть задумается…

Всадники встречаются точно на полпути между нашими войсками. На всякий случай готовлюсь отразить атаку — от Мелха и Зосимы можно ожидать всего. И совсем уж панибратски толкаю локтем Амелию — случись что, помощь Верховной жрицы Исмины пригодится. Жрица, впрочем, сейчас и сама похожа на натянутую тетиву: чуть отпустишь — и швырнет стрелу смертоносного для слуг Владыки заклятия. Мы следим за делегацией Мелха — и одновременно чувствуем его защитные заклятия, незримым коконом окружившие отряд Зосимы. Высший Палач доверяет нам не больше, чем мы ему. И правильно.

Магия мешает кому бы то ни было подслушать, о чем они говорят. Проломиться силой через защитные заклятия? Можно и не пытаться — сломать Мелхиседековы чары мне не по силам, может, получилось бы у Амме, но это значит начать смертельный бой. А мы ведь хотим мира, так? Тем более, все узнаем и так.

Ага, Бретиньи возвращается… Быстро договорились — и это с Зосимой, чье занудное красноречие достает остальных Палачей и самого короля! Видно, оба правильно понимают ситуацию…

— Они согласны вывести войска за Симли, заключить мир сроком на сорок лет, — начинает коннетабль. Амелия облегченно вздыхает, а я напрягаюсь. Мелхиседек не может предложить такое, если не хочет получить что-то большее. — С одним условием: если мы поможем вывезти осадную артиллерию из-под стен Эрхавена.

Что ж, не так все и плохо. Мелх понял, что сел в лужу, и хочет выйти из войны, сохранив лицо. Похвальное стремление — Эрхавен тоже не сможет продолжать войну без помощи Ствангара, а Империи сейчас не до союзников. Ради мира можно помочь им поскорее убраться из страны. Бретиньи прав: войну надо кончать, хотя, конечно, тут же придется готовиться к новой. Мирный договор — это бумажка, дающая возможность подготовиться к новой войне. Потом ее хорошенько мнут, аккуратно рвут… и идут в туалет. Мир нужен, чтобы его нарушать.

— Мирный договор будет оформлен как можно скорее, а вывод войск может начаться хоть сейчас, — заканчивает коннетабль. — Осада будет снята завтра.

Трубит труба — и по боевым порядкам проносится стремительное движение. Поднимаются наконечники копий, вкладываются в ножны мечи, вынимаются заряды из пушек, а стрелы исчезают в колчанах. Мир еще не объявлен официально, но у опытных воинов на такие вещи есть чутье. Все поняли — битвы не будет. То же самое происходило и в моих… бывших моих войсках.

Теперь ничто не держит меня на Юге. Меня ждет Ствангар. Зло, обосновавшееся на Земле Ночи, за зиму выросло и заматерело, протянуло щупальца на юг, вплоть до Стылых холмов. Жрецы Аргишти, вроде бы, создали заслоны, но они могут рухнуть в любой момент. А до поля Последнего Дня, не говоря уж о вратах, идти не один месяц. Даже Палачу Лиангхара.

Поворачиваюсь к галере (Жаклин ведь осталась в Храме — не место детям на войне, надо бы забрать ее или хотя бы попрощаться), но меня трогает за локоть Амелия. За эту бесконечную ночь я научился угадывать ее желания и получать удовольствие, заставляя ее улыбаться. Еще вчера злейший враг, сегодня она мне необходима. Оборачиваюсь, дабы напоследок увидеть ее лицо.

— Куда идешь? — спрашивает жрица. Вроде бы холодно-официально, но в выразительных глазах легко прочитать правду. Вовсе не как глава Храма интересуется моей особой Амелия. Точнее, не только как Верховная. В ее взгляде — извечная тоска женщины по мужчине, уходящем на войну. Ей не надо говорить обычные благоглупости вроде: «Обязательно возвращайся» или «Береги там себя», или даже «Храни тебя Исмина». За нее говорят большие, искусно подведенные глаза.

Ослушаться этих глаз я не могу. Когда все будет сделано, обязательно вернусь к ней. Хотя бы тайно.

— Конечно, в Ствангар.

— Могу я кое о чем попросить?

— Конечно, — произношу я и добавляю: — Только не проси остаться. У нас обоих долг, от которого нельзя отказаться.

Губы женщины кривятся в странной полуулыбке — смесь разочарования и понимания. «И не буду просить, хотя ой как хочется. Знаю, что бесполезно. За это я тебя еще больше ценю» — словно говорят без слов эти губы. Миг — и лицо женщины прячется под бесстрастной маской Верховной жрицы, и она произносит: