"Сила молитвы" и другие рассказы

В общем, одна польза мне от отца Иоанна. После болезни я сильно ослаб — стал простужаться чуть не каждую неделю. Как-то звоню моему путевождю, мол, не могу навестить его — опять валяюсь. Говорю это, а сам уже знаю его ответ: «А ты у Господа здоровья проси. Просить надо. Толцыте — и отверзется вам, ищите — и обрящете…» Но он опять удивляет: «Серженька, закаляться надо». Я даже рассмеялся, дескать, в шестьдесят три года поздно закаляться, но я очень уважаю моего Джана — начинаю обливаться по утрам холодной водой. С тех пор не простужаюсь… По телефону благодарю своего собрата за излечение. Чтобы прервать мое славословие, он запевает: «Ой, цветет калина…» Я подхватываю: «В поле у ручья…» Отец Иоанн одобряет: «Хорошо подпеваешь… Помню, гостил я в Семхозе, это под Москвой, у писателя Игоря Кобзева. Рано утром, когда все еще спали, вышел на лесную поляну со своей флейтой. Заиграл — один кузнечик запиликал, другой, третий. Вскоре вся поляна мне подпевала. Так что играть стало невозможно».

Я невольно вспомнил одного известного литератора. В своей книге он пренебрежительно, мимоходом, помянул, что отец Иоанн в древнем северном монастыре целую неделю играл на флейте чуть ли не на горнем месте. И фамилию литератор назвал. Ну ладно, это его беда, что он считает себя гораздо более духовным, чем отец Иоанн, но зачем фамилию называть? Зачем? Хотя я уже не раз замечал, что литератор этот ради красного словца не пожалеет мать-отца. Кузнечики развитее его оказались…

Я тоже прилетел на «музыку» отца Иоанна… Однажды он рассказал: «После войны мы подкармливали бездомную собаку. Она от наших окон — никуда…» Вот и я от его окон никуда. Стучу по стеклу: «Джан, Джан…» Он радостно откликается: «Я это, я».

Милый мой, милый Джан… Блаженный чудак с фотоаппаратом и флейтой, с непременными словами, что музыка — это разговор с Богом; с собачьими медалями на кармане подрясника… Именно он по велицей Божией милости участвовал в обретении мощей многих святых; именно он втащил меня на кровать, когда я потерял сознание; именно он стал моим собратом по блаженству…

Однажды, желая его порадовать (мол, ничего из твоих рассказов не забыто), я пересказал ему о подпевавших кузнечиках. Он сразу спохватился: «Еще стая воробьев прилетела. Но сидели молча». Я понял: сидели слушателями — какие они певцы, но слушать уметь — тоже талант великий… И тут мой Джан никого не обидел, даже воробьев…

* * *

За зиму отец Иоанн сильно сдал — почти уж прописался в больнице Святителя Алексия. Я теперь опять в Старово-Смолине, а в богадельне нашей православной — многопопечительная душа Нина Григорьевна, и есть еще у нее милая-премилая помощница Аннушка.

Отец Иоанн любит ее, почти как Арег-джана; осталось только ему предложить Аннушке обменяться именами…

В свободное от процедур время он сразу — к Нине Григорьевне с Аннушкой. Слава Богу, что в больнице есть эти две комнатки рядом с регистратурой. Обычно робко заглядывает незнакомый, которому старожилы посоветовали обратиться к Нине Григорьевне. Она, внимательно взглянув, решительно командует: «Заходи».

Поит чаем, выслушивает и начинает действовать. Болящий едва поспевает за ней по длинным коридорам…

В мае Нина Григорьевна в очередной раз уложила отца Иоанна. Звоню: «Отец Иоанн-джан?.. А это собрат по блаженству Сергий». Он непривычно устало и тихо спрашивает: «Не надоело тебе еще блаженствовать?» Измучился мой дорогой Джан. Но я знаю, как поднять его на крыло: «Отец Иоанн, не могу я все-таки Нарекаци читать. Половины стихов не понимаю». Он сразу забывает о себе: «Ты что! Этого быть не может!» Голос наполняется силой:

И если я припомню все, что было,

И воды моря превращу в чернила,

И, как пергаменты, я расстелю

Все склоны гор пологие и дали,

И тростники на перья изрублю —

Той тогда при помощи письма

Я перечислю, Господи, едва ли

Мои грехи, которых тьма и тьма.

* * *

И если кедр ливанский в три обхвата

Свалю я, сделав рычагом весов, —

На чаше их и тяжесть Арарата

Не перетянет всех моих грехов…

Мой собрат по блаженству во Христе читает, читает… Конечно, что ж тут непонятного — все про меня… Наконец решаюсь робко напомнить ему, что я звоню из деревни. Но он не может оторваться от красоты:

«Серженька, еще две строчки:

И капля девственного молока

Падет мне в душу с губ Твоих, Пречистая…»

Недавно я попросил отца Иоанна найти у Нарекаци еще две подобные строчки. Он изумленно: «Ты что! Такие строчки бывают одни на всю книгу…»

ЮЛИЯ КУЛАКОВА

Записки матушки

В поселке, где не было храма

Часть 1. «Что за женщины у христиан…»