Мальчик забрался на топчан и принялся петь в окно, силясь это делать как можно громче и стараясь как можно выше подняться на носочках, чтобы его услышали птицы. Он понимал, что происходит что-то горькое, страшное, но он так хотел оказаться на празднике, что думал только о нем, а главное – слушался деда Макара, которому безгранично доверял и рядом с которым можно было ничего не бояться.
– Полежи, моя ласточка, – ласково произнес Макарий, – испытание твое сейчас закончится.
– Я мечтала научиться играть на пианино, – призналась Ксюша, всхлипывая. – А теперь у меня нет пальчика. Моя мечта не исполнится.
– Ну что ты, Ксюшенька, ты обязательно будешь играть на пианино, выступать на конкурсах и даже будешь получать призы. Только представь, как ты в красивом, пышном, нарядном платье на сцене за пианино, сотни, тысячи глаз смотрят на тебя. Прекрасный зал залит огнями, на сцене стоят очаровательные цветы, все ждут твоего выступления. Не испугаешься? Нет, я знаю, ты смелая. А насчет пальчика не бойся, мы что-нибудь придумаем.
И тут его посетило откровение, подобно молнии, как справиться с этой бедой. Макарий поднялся и стал плевать на свой палец, стараясь стащить обручальное кольцо. Это была единственная ценность, за которую он намеревался выменять отрубленный пальчик Ксюши. Кольцо не снималось, слишком давно оно сидело на пальце и вросло в кожу. Наконец он освободился от него, подошел к двери и стал в нее сильно стучать. Дверь распахнулась, и Макарий принялся уговаривать истязателей продать ему отрубленный палец, протягивая свое обручальное кольцо – единственное материальное напоминание о том, что у него была семья: жена, сын и еще дочь, которую он никогда не видел. Но разве Ксюша и Пашка не его дети?
Кольцо у него забрали, дверь затворилась. А через некоторое время вновь открылась, и обрубок был брошен на пол подвала. Макарий поднял его, вымыл в молоке, которое осталось от обеда, и сел рядом с девочкой.
– Ну-ка давай свою ручку, сейчас мы приладим твой пальчик на место.
Ксюша глядела на все происходящее безучастно, потому что уже потеряла силы сопротивляться боли и ужасу, которые невероятной тяжестью навалились на нее.
– Не смотри, ласточка моя, закрой глазки. Тебе не нужно это видеть.
Макарий размотал тряпку, где виднелся кровоточащий обрубок, и приставил отсеченную часть.
– Ну вот теперь все на месте. Будет так, как и всегда, будто ничего и не было, – приговаривал он, заматывая палец куском материала, оторванного от своей рубахи. – Будешь ты играть на пианино, и будет твой пальчик слушаться лучше, чем прежде. А сейчас поспи, Ксюшенька, отдохни. Тебе нужно отдыхать, а пальчик твой начнет прирастать, заживать, боль станет уходить, а силы будут приходить.
Так приговаривал Макарий, сидя рядом с Ксюшей, держа ее больную ладонь в своей руке, а другую руку возложил девочке на лоб.
Пашка, устав от пения, задремал и прилег на другом топчане. А Макарий все приговаривал, держа больную руку Ксюши:
– Боль, уходи, пальчик, заживи, стань как прежде сильным да здоровым.
На следующий день Ксюша была бледной и истомленной, всю ночь она вскрикивала во сне, а Макарий не отходил от нее, не отпускал больной руки. Он знал, что назавтра пальчик основательно заживет, хотя это было невозможно, но это должно было случиться, ибо через него в девочку лилась Божественная энергия, способная совершить любое чудо. И как ни странно, ночью Макарий, напевая тихонько песни-приговоры о том, что пальчик заживет, на мотивы, приходящие откуда-то, думал совсем о другом. Он пытался вступить в мысленную связь с Бурым, но пока ничего не получалось.
Как только Ксюша очнулась от тяжелого забытья, Макарий приветствовал ее:
– Здравствуй, победительница, с добрым утром! Как ты себя чувствуешь, ласточка моя?
– Хорошо, дед Макар, – выдавила из себя Ксюша, стараясь казаться бодрой.
– Молодец, так держать! А ну-ка давай посмотрим, что у тебя с ручкой.
Ксюша с ужасом смотрела, как Макарий освобождал ее палец от повязки, кровь присохла, и он бережно, стараясь не причинить ей боль, отделял тряпицу от пальца.
– Ну вот и все, давай его помоем молочком и поглядим.
Во время всей процедуры Ксюша широко открытыми глазами глядела то на палец, то на Макария, до конца не веря, что палец может срастись.
– Видишь, все на месте, осталась только белая каемочка. А теперь пошевели. Не бойся, моя ласточка, смелее.
И произошло чудо, пальчик двигался как ни в чем не бывало! У девочки выступили слезы счастья, и она, запинаясь, заикаясь, стала благодарить Макария.
– Спасибо вам, дедушка Макар, вы действительно волшебник. Простите меня, что я не верила во всякие чудеса, о которых вы нам рассказывали. Но теперь я убедилась, что все, что вы говорите, истинная правда, – выговорила Ксюша и разрыдалась.
– Что ты, радость моя, не извиняйся, я еще не волшебник, Ксюшенька, я еще только учусь, но чудеса творить может каждый человек, если откроет в своем сердечке Любовь-солнышко. А ты поплачь, поплачь, все плохое уже позади. Ты прошла испытание, и теперь пора нам собираться в дорогу.