Сила притяжения

За долгую жизнь Эммет научился толковать жесты и молчание брата. Он знал: брат всегда помогал ему с условием, что Эммет не будет пытаться проникнуть в его жизнь, ту жизнь, которую Джонатан прятал глубоко в себе. Эммет часто удивлялся, как прочно они связаны друг с другом, а ведь связь эта основывалась на невысказанном. Но все же, когда они оказывались рядом, Эммету казалось, что он очутился в поле чужой энергии. Словно два магнита притягиваются друг к другу, не оставляя между собой ни миллиметра пространства. В детстве Эммет часто требовал от брата того, что никогда не попросил бы у друга. Джонатан не жаловался. И хотя Эммет знал, что брат готов ради него поехать хоть в африканские дебри, все равно чувствовал неудовлетворенность после каждой их встречи.

Присутствие Джонатана уверяло Эммета: «Мы оба там были». Всю жизнь они постоянно возвращались друг к другу. Они сделали общее прошлое чем-то осязаемым, как живое тело. И тем не менее прошлое ускользало от Эммета, как дым, пойманный в сеть. Его очень рано стало пугать молчание брата; казалось, заговорив, тот мог вызвать катастрофу, что сокрушит все, чем они оба стали.

«Но я и так уже ничто, — подумал Эммет, — куда уж дальше».

Ему хотелось спросить, что Джонатан помнит. Не для того, чтобы анализировать прошлое, Эммету лишь хотелось точно знать, как все было. Сначала четверо, потом трое, теперь только двое: скоро свидетелей не останется. Семейная амнезия заставляла его думать, что почти все воспоминания он выдумал сам. Эммет ощущал себя бесформенным, словно каким-то чудом подпрыгнул и с тех пор висит в воздухе без всякой опоры.

В этой мастерской, где, кроме них, не было ни души, Эммет мог спросить брата о чем угодно. Кажется, Джонатан это почувствовал: кожа напряглась на скулах, а глаза бегали по комнате. Брат словно выискивал в ней тему для разговора. Эммет загнал его в угол здесь, в этой комнате на седьмом этаже. Там, на своей территории, в обычном мире, Джонатан умел ускользать. Эммету всегда хотелось изменить правила, чтобы бесплодность разговоров перестала на него давить. И вот настал момент, когда можно высказать самое сокровенное. Если он упустит этот момент, возможно, шанса больше не представится.

«Что же выбрать?» Эммет спешно попытался прокрутить в голове их жизнь, как она проходит перед глазами у тонущих людей, он об этом слыхал.

Он увидел красную спортивную машину. Автостраду в снегу. Кровать с грудами белоснежных подушек, лишь звездные узоры кружев нарушают их белизну. Луну в дымке, заглядывающую в ветровое окно. Он услышал, как что-то металлическое постукивает об асфальт — это отец меняет автомобильную покрышку. Он увидел, как бабушка в помятом халате в розовый цветочек входит в комнату, где он дремлет больной. Она садится на край кровати и прислушивается: хочет убедиться, что он дышит. Он увидел материну шляпку, с полями тонкими и прозрачными, словно крылышки насекомого, парящую в воздухе за окном отеля. Кадры мелькали в голове без остановки, сливаясь, точно души умерших, вдруг решивших вернуться.

Эммет перебрал животных на столе и отыскал длинношеее существо на четырех коротких кривых ножках.

— Как думаешь, что это за зверь? — спросил он, взяв фигурку в руки так неловко, что у нее треснул хвост.

Джонатан рассмотрел зверя почти благоговейно. Казалось, он боялся повторить свою ошибку с пепельницей.

— Не знаю даже. А кто это? Змея с ногами?

— Это динозавр. Его сделал мой сосед по комнате. Он на них помешан. У него даже трусы в динозаврах.

— Да. Динозавр очень правдоподобный.

— Помнишь, как ты их боялся? Динозавров?

— Нет… Но я помню, что любил коров. Непонятно почему.

— Помнишь, как мама привезла тебе пластмассового динозавра? Тебе тогда было два года.

— Нет. Я так рано себя вообще не помню.

— А я помню, — уверенно сказал Эммет. Он закрыл глаза и попытался представить, как выглядит глиняное существо, которое он держал в руке. Эммет заговорил, задумчиво водя оторванным кусочком хвоста динозавра по ладони и суставам пальцев, будто перебирая четки. Он боялся поднять глаза на брата и прочесть в них неодобрение.

— Нас оставили у бабушки на лето, но в июне мать неожиданно вернулась. Привезла нам подарки. Я получил модель бомбардировщика, но она забыла купить клей, крылья и другие детали так и валялись на ковре. Она протянула тебе бумажный пакет с кольцом. У тебя тогда были такие маленькие руки, особенно ноготки — почти микроскопические. Настоящие малышовые руки. Они скребли бумагу, но никак не могли справиться с кольцом. Я помог разорвать пакет, и мы одновременно увидели игрушку. У динозавра была бугристая чешуя и острые белые зубы со следами крови, будто он только что кого-то съел. Я попробовал запихнуть его обратно в пакет, но мама потрясла им прямо у тебя перед лицом: «Мой хороший, возьми его. Он твой». Ты закричал так, будто динозавр был живой и сейчас тебя укусит, а мать все повторяла: «Возьми его, он твой!», пока ты не убежал наверх, в свою комнату.