Слегка мутится в голове, иду в спальню и вытягиваюсь на постели. Надо расслабиться, надо, чтобы в голове прояснилось. Одна сигарета еще не беда, объясняли мне на курсах, если ты сразу принял меры. Главное, что бы это была только одна сигарета. Впрочем, я знаю, что произойдет, я всему обучен: завтра и в последующие дни, примерно в это же время, меня ждут
Если же я этого не сделаю, если выкурю хотя бы еще одну сигарету, удвоив количество проклятого никотина в крови, меня ждет долгий период, в течение которого я буду вести жестокую борьбу с самим собой, стараясь выкуривать по одной сигарете в день, потом по две, потом по три, и тешить себя жалкой иллюзией, что в любой момент могу бросить, в то время как, напротив, буду увеличивать и увеличивать число сигарет, неуклонно и неизбежно, потому что мой организм, встретившись со знакомой отравой, продолжит требовать ее во все большем количестве, пока не доберется до привычной ежедневной дозы, и только тогда успокоится. Я начну врать, притворяться, месяцами буду курить тайком, пока, наконец, не буду разоблачен, как мальчишка, потому что мои пальцы, волосы, дыхание все насквозь пропахнет сигаретами. Либо меня застукает на месте преступления Анна — в пижаме, на террасе, когда начнет уже холодать, и я, в довершение всего, еще рискую простудиться: “Джанни! Что ты делаешь?.."
Да, я точно знаю, как должен себя вести, и поступлю именно так, но при этом я снова на кухне —
Сигарета заканчивается в одно мгновение — я и эту прикончил за один присест. Давлю ее в пепельнице с удвоенным отвращением — потому что я ее выкурил, и потому что она плохая. Голова начинает немного кружиться, а вкус во рту невыносим. На курсах учили, что об этом нужно постоянно думать — неприятный вкус во рту, вонь, отвратительные окурки…
И я поднимаю бунт: вот я затягиваю желтые тесемки мешка с мусором, вот вынимаю этот мешок из ведра — с трудом, ибо он переполнен — вот я молнией выскакиваю из дома, вспомнив, к счастью, в последний момент о ключах, иначе не обошлось бы без дополнительных осложнений — вызывать пожарных? службу спасения? идти в гостиницу? — а тут осложнений и без того хватает, ибо я внезапно понимаю, как раз на площадке, где обычно обретаю свой покой насущный, что
Вхожу в дом, иду на кухню, сигареты — вот они, на мраморной столешнице возле плиты; пытаюсь развязать мешок с мусором, не получается — столько было ярости, столько желания завязать намертво, приходится брать ножницы. Хватаю пачку, в ней еще шесть сигарет, бросаю в мешок и засовываю ее как можно глубже, вымазав руку, пока пачка окончательно, навсегда не исчезает в этой мешанине объедков, разбитых бутылок и пустых банок — я не сортирую отходы, потому что их все равно все сжигают.