Сила рода. Том 7

— Думаешь, все рабы носят ошейники? — удивился бедуин. — Обычно хватает одного года. Максимум два. Ошейники — дорогое удовольствие, и в них держат только гладиаторов или строптивых наложниц.

— А как же эти? — я кивнул на пленников.

— Не люблю сюрпризы, — поморщился Десен. — Иногда и четыре шакала могут вероломно напасть на льва. Да и потом, за двоих рабов дадут меньше, чем за четырех.

Уж что-что, а с самооценкой у Десена все в порядке. К тому же, как я понял, он больше переживает не за себя, а за порчу товара.

— Я тебе больше скажу, если я сейчас подойду к этой четверке и скажу им, что они могут уматывать на все четыре стороны они будут умолять меня их не прогонять.

— Ну не знаю, — я покачал головой. — Кто в здравом уме променяет свободу на рабский ошейник?

— Да брось, — бедуин усмехнулся, — вон, как его, Ханур, сдал тебя при первой же возможности. И дело не в дополнительной воде, дело в том, что ему комфортно быть рабом! За него решают, что делать и как жить. О нем заботятся. Ему указывают путь.

Я хотел было возразить, но мне внезапно на ум пришли собаки.

Помнится, в своем родном городе я не раз видел бездомных собак со вселенской печалью в глазах.

Вынужденные весь день проводить на своих четырех, они шугались людей, как огня и не зря.

Любой мог кинуть в них камнем или бросить палку. Ну а про осколки стекла о которые бедолаги то и дело ранили свои лапы я и вовсе молчу.

Одно время я даже таскал с собой собачий корм и подкармливал псинок, ну и денежку в приюты отправлял, радуясь, когда пристраивали очередного песика.

Но дело даже не в грустной доле бездомных потеряшек.

Дело в домашних псах, а точнее в том контрасте, который возникает. Когда видишь довольного счастливого пса на ошейнике и понурого потеряшку.

Домашний пёс так и излучает гордость за свой ошейник и поводок, а бездомный дворняга смотрит на своего более удачливого собрата с завистью в своих грустных собачьих глазах…

Не знаю, почему я это вспомнил — может потому что Десен отчасти прав, и кому-то из людей действительно лучше жить в рабстве?

— Вот увидишь, — тем временем продолжал философствовать бедуин. — Этот Ханур ещё станет уважаемым человеком и будет следить за остальными рабами. А с положением к нему придут и деньги. Но он и не подумает уйти на свободу. Променять стабильное теплое местечко на возможность выступить один на один против жестокого и сурового мира? Ха-ха!

— Возможно, вы и правы, Десен, — несмотря на протест всего моего естества, я был вынужден признать, что идея бедуина не лишена практичности, что ли? — Вот только рабы не смогут изменить этот мир к лучшему.

Я покосился на пленников, ютящихся под самым краешком навеса, и развил свою мысль.

— Сохранить в порядке — наверное, выполнить приказ — непременно. Но творить, создавать, бросать вызов судьбе и миру? Вряд ли.

— А и не надо, — победно усмехнулся Десен. — Такие люди уже есть.

Да, точно, у этого бедуина с самооценкой полный контроль. Эдакий начинающий шейх.

— Все, — Десен властно махнул рукой. — На сегодня достаточно, иди к себе.

Я машинально подхватил бурдюк, через силу поклонился, и в какой уже раз потопал к своим товарищам по несчастью.

Впрочем, не товарищи они мне. Будь Десен хоть сто раз прав, но я никогда не соглашусь, что человек по своей сути раб.

Человек — творец, создатель!

Мы шагнули в космос, сунулись в глубину океанов, покорили воздух и прогрызли горы, создав удобные тоннели для быстрой логистики.

Смогли бы мы все это создать с ошейником на горле?

Я считаю, что нет.

Так или иначе, мне не по пути с четвёркой Ханура, хоть вместе у нас были бы неплохие шансы на побег.

Но и с Десеном мне тоже не по пути.

Фанатик-работорговец, продвигающий свою сумасшедшую идею в массы — что может быть неадекватней?

Хотя, родись он во времена Рима, где у каждого гражданина было по три-четыре раба… Нет, даже страшно представить, как бы он там развернулся!

Я помотал головой, избавляясь от дурацких мыслей про диктатора Десена…

Поймал на себе недовольный взгляд Ханура, взглянул на безучастную женщину и решительно направился к двум мальчишкам.

Одному уйти было бы проще, но бросить пацанов я не мог. К тому же земляки…

— Вы как? — поинтересовался я, усаживаясь на песок рядом с пацанами.

— Терпимо, — отозвался тот, который просил у меня бурдюк, сейчас у него под глазом наливался синевой крупный фингал. — Извиняй, воды оставить не вышло.

— Ничего страшного, — я незаметно протянул мелким кусок лепешки, который до этого ловко спрятал в рукаве балахона. — Держите.

Пацаны переглянулись, и тот, который выглядел постарше с сожалением покачал головой.

— Спасибо, но не надо. Тебе нужнее.

Мальчик, несмотря на свой возраст, был абсолютно прав — мне сейчас действительно нужнее.

От того, насколько быстро я восстановлюсь, зависит слишком многое.

Мне и так, считай повезло. Если бы не усиление тела и одиннадцатый ранг, я бы спекся на втором дне пути. А так прошел целых пять! Или четыре? В общем, много.

В итоге, я сейчас хоть и живой, но безумно слабый.

Это, конечно, временно, но и времени-то у меня нет. Впрочем, как обычно.