Сила сильных

Солнце спряталось в реке, и свет пропал вместе с ним. Теперь один костер приковывал общее внимание, его седая зола, пятно ярко-красного света, а над ним высокое дрожащее пламя. Старуха тихо двигалась, поднося дрова, красное пятно их грызло, и пламя вновь поднималось. Люди глядели, и лица их будто слегка вздрагивали в неверном свете. Конопатая кожа заалела, и у каждого в глубине глаз прыгали похожие, как близнецы, огоньки. Теперь, когда им стало тепло, люди дали отдых своим мышцам и блаженно нюхали дымный воздух. Они поджали пальцы ног, вытянули руки и даже чуточку отодвинулись от костра. Глубокое молчание, в которое они погрузились, было гораздо ближе их природе, чем речь, молчание помогало им забыть о времени и слить воедино свои мысли. Потом они задремали. Рев воды стал почти неслышным, ощущался легкий ветерок. Уши людей жили особой жизнью, в общем ансамбле звуков они различали каждый в отдельности, будь то шелест дыхания, шорох влажной, подсыхающей глины и даже падение пепла.

Вдруг Мал спросил с необычной для него неуверенностью:

— Холодно тут?

Снова в каждом проснулся собственный разум, и все повернулись к Малу. Он уже обсох, и шкура его топорщилась. Он резко подался вперед, проехал коленями по глине и оперся на расставленные руки, так что костер дышал ему прямо в грудь. Ночной ветер дунул на огонь, и струйка дыма угодила Малу в широко открытый рот. Он поперхнулся, закашлялся и не мог остановиться, не в силах был справиться с кашлем. Все его тело тряслось, и он никак не мог отдышаться. Он упал на бок и дрожал. Они увидели страх в его глазах.

Старуха сказала:

— Это холод воды, в которую тогда он упал с бревна.

Она подошла, стала на колени и начала руками растирать Малу грудь, разминать мускулистую шею. Она положила его голову к себе на колени, телом укрыла от ветра, и кашель незаметно утих, и он лежал уже неподвижно, лишь иногда вздрагивая. Новый человечек проснулся и сполз со спины Фа. Он полез вдоль частокола вытянутых НОР, и его рыжие волосики поблескивали в неверном свете. Увидев костер, он пролез под согнутым коленом Лока, вцепился в ногу Мала, подтянулся и поднялся. Два маленьких огонька светились в его глазенках, а он стоял, клонясь вперед, и не выпуская подрагивающую ногу. Люди смотрели то на детеныша, то на Мала. В костре треснула ветка так неожиданно, что Лок подскочил, и во тьму полетел сноп искр. Новый человечек опустился на четвереньки быстрее, чем искры осели. Он прошмыгнул мимо ног взрослых, вскарабкался по руке Нил и зарылся в шерсть у нее на спине, под гривой. Потом один из огоньков глянул из-за ее левого уха пытливо и тревожно. Нил склонила голову на плечо и любовно потерлась щекой о головку малыша. Новый человечек снова замер. Собственная его шерстка и волосы матери прятали его, как пещера. Ее грива висела над ним, как полог. Вскоре огонек за ее ухом угас.

Мал напрягся и с трудом сел, опираясь на старуху. Он поглядел на каждого из людей. Лику открыла было рот, пытаясь что-то сказать, но Фа резко оборвала ее.

Потом Мал заговорил:

— Сперва была великая Оа. Она породила Землю и выкормила ее. Потом Земля родила женщину, а та родила из своего чрева первого мужчину.

Люди внимательно слушали. Они ждали продолжения рассказа о том, что знал Мал. Сейчас он покажет им те времена, когда людей было неизмеримо много, когда круглый год длилось лето и ветки ломились под грузом цветов и плодов. Они любили слушать длинный перечень имен, от Мала назад, в давно минувшее, в конце которого всегда назывался старейший из людей того времени, но Мал больше ничего не стал говорить.

Лок подсел к нему, закрывая Мала от ветра.

— Ты голоден, Мал. Когда человек давно не ел, в нем поселяется холод.

Ха широко раскрыл рот:

— Когда солнце проснется, мы отыщем еду. Сиди у костра, Мал, а мы найдем еду, и в тебя вольются сила и тепло.

Подошла Фа, прижалась к Малу своим широким телом, и теперь они втроем укрывали его от ветра. Он сказал им, борясь с кашлем:

— Я вижу, что нужно делать.

Он опустил голову и долго смотрел на пепел. Люди ждали. Они видели, как жестоко истрепала его жизнь. Длинная шерсть на голове местами выпала, и завитки волос, которые некогда буйно закрывали лоб, свалялись, так что над бровями оголилась широкая полоса морщинистой кожи. Глубокие и почерневшие глазницы окружали тусклые измученные глаза. Он поднес руку к лицу и внимательно изучал свои пальцы.

— Вот что надо людям. Еда сначала. Потом дрова.

Правой рукой он загибал пальцы на левой; он держал их крепко, словно пытался таким образом удержать ускользавшие мысли.

— Палец за еду, это сперва. Потом палец за дрова.

Он потряс головой и начал еще раз:

— Палец за Ха. За Фа. За Нил. За Лику…

Он загнул все пальцы левой руки и поглядел на правую, тихо покашливая. Ха нетерпеливо дернулся, но промолчал. Мал перестал морщить лоб и запнулся. Он сидел понурившись, дергая руками шерсть на своем загривке. По голосу они понимали, как он утомлен.

— Ха наберет дров в лесу. Нил пойдет с ним и возьмет с собой маленького.

Ха снова заерзал, а Фа сняла руку с плеч старика, но Мал продолжал: