Сила слабых - Женщины в истории России (XI-XIX вв.)

Трагическая ее судьба не оставила равнодушными художников последующих эпох. Суриков собирался писать картину, навеянную ее образом: к сожалению, этот замысел не был им доведен до конца. К. Маковский и И. Неврев изобразили Ксению, когда на ее глазах убивают мать и брата, когда ее приводят к Лжедмитрию.

Как выяснилось недавно, Ксении Годуновой собирался посвятить один из первых своих драматических опытов А. Н. Островский. Сохранился фрагмент драмы, действие которой происходит в «тереме Аксиньи Борисовны» в дни приезда в Москву ее жениха[68]. Но еще ранее Ксения стала героиней трагедии Пушкина «Борис Годунов». Приподымая завесу над смыслом этого образа, Анна Ахматова в своих набросках книги о Пушкине замечала, что в Ксении, как в Ленском из «Евгения Онегина» и в Командоре из «Каменного гостя», Пушкин воплотил дорогую ему мысль — о боязни потерять счастье, о «загробной» верности и ревности[69]. В одной из центральных сцен трагедии Ксения целует портрет умершего жениха, не принимая утешений близких и твердя: «Я и мертвому буду ему верпа». Неожиданная и примечательная черта образа Ксении у Пушкина: исповедуясь в своем горе, Ксения говорит напевно, будто лирическим народным речитативом. Вряд ли Пушкин знал, что Ксении приписывали сочинение стихов (песни, сохранившиеся в тетрадях Ричарда Джемса, были опубликованы уже после смерти Пушкина). Но если попробовать записать маленький монолог Ксении ритмической разбивкой, мы наглядно убедимся, что перед нами стихи, родственные по духу подлинным песням Ксении Годуновой:

Милый мой жених,
Прекрасный королевич,
Не мне ты достался,
Не своей невесте,
А темной могилке
На чужой сторонке...

С чудодейственной силой прозрения Пушкин уловил самый дух художественной натуры Ксении, этого поэтического лица русской истории.

Судьба Натальи Долгорукой

В поэме Н. А. Некрасова «Русские женщины», посвященной подвигу декабристских жен, которые последовали за своими осужденными на каторгу мужьями в Сибирь, есть такие строчки, обращенные поэтом к далекой предшественнице героинь:

Пускай долговечнее мрамор могил,
Чем крест деревянный в пустыне,
Но мир Долгорукой еще не забыл...

Кто же эта Долгорукая, которую — увы! — мы мало помним сейчас, несмотря на надежды Некрасова? Надежды тем более серьезные, что Долгорукая еще до Некрасова была воспета двумя русскими поэтами — Рылеевым и Козловым. Исторические думы Рылеева ставили своей целью «возбуждать доблести сограждан подвигами предков», как определил их смысл А. А. Бестужев, и посвящены лицам историческим: Ивану Сусанину, Петру Великому, Дмитрию Донскому и др. Среди них — три женских портрета: княгини Ольги, жены киевского князя Владимира Рогнеды и Натальи Долгорукой.

Об Ольге и Рогнеде рассказывают летописи, Наталья Долгорукая — лицо частное, ничем не знаменитое. Чем же привлекла она поэта?

Дума написана в 1823 году, за два года до декабрьского восстания. Однако готовиться к нему не только политически, по и нравственно декабристы начали давно, предвидя, какие испытания выпадут их близким. Думая о женском идеальном характере, как он его понимал, Рылеев вызвал из темных глубин истории эту скромную женскую тень — не героиню и не жену героя.

Слава вообще прихотлива, капризна и несправедлива. Тут почти всегда действует суровый закон силы — кто победил, тот и прав, тому пир, тому слава, победителя не судят. Самовластный случай правит державно. Чем же заслужила право на внимание потомков Наталья Долгорукая? Не суетясь в заботе о сохранении событий своей жизни, она, по просьбе сына, к счастью, написала записки «Что мне случилось в жизни моей достойно памяти». Спустя сорок лет после се смерти они были напечатаны ее внуком поэтом Иваном Михайловичем Долгоруким в 1810 году и с увлечением прочитаны русским читающим обществом. Прекрасный слог этих записок, искренность в выражении чувств, женственная непосредственность и одновременно благородная энергия — все это делает записки замечательным литературным памятником. К сожалению, они остались незаконченными, но и в неполном своем виде имеют значение человеческого документа большой силы и исторической подлинности.

Возможно, Рылеев прочитал или сами эти «Своеручные записки княгини Натальи Борисовны Долгорукой, дочери фельдмаршала графа Бориса Петровича Шереметева» или подробный рассказ о жизни Долгорукой, составленный на их основе Сергеем Глинкой и напечатанный в 1815 году в журнале «Русский вестник»[70].