Читаем Сила слабых - Женщины в истории России (XI-XIX вв.) полностью

Деятельная и подвижная натура Волконской жаждет вольного воздуха, но сгущающийся полицейский туман все плотнее затягивает Россию. Мысли и боль «княгини Зинаиды» не о своем личном преуспеянии, которое именно в эту пору достаточно прочно.

После того как «Славянская картина» была переведена и опубликована на русском языке, Волконская избрана почетным членом Общества истории и древностей российских при Московском университете. Она первая женщина, удостоившаяся этой чести. Диплом ей вручил известный историк И. М. Снегирев. Общество любителей российской словесности также ввело ее в состав своих членов. В журналах печатаются путевые записки Волконской по Германии и Италии, о которых известный филолог Ф. Буслаев в конце века скажет самые лестные слова: «Эстетические этюды княгини Волконской по обширным ее сведениям в истории искусства и литературы, по глубине и оригинальности мысли и по художественному изложению не теряют высокого значения и в наше время, а статья о Ниобе и Лаокооне могла бы целиком войти в знаменитое исследование Лессинга «Лаокоон»[89].

В апреле 1827 года после смерти Веневитинова и высылки Воше Волконская обратилась в Общество истории и древностей российских с предложением основать при нем общество «Патриотическая беседа» с ежемесячным журналом на французском языке. Цель общества и журнала — регулярно знакомить иностранных ученых и весь европейский просвещенный мир «с древностями и достопамятностями России». Волконская пишет, что, находясь за границей, она «старалась наблюдать, какими средствами просвещение у образованных народов Европы достигло этого общего и деятельного влияния, этой полноты жизни». Она видит, что тесная и непосредственная связь разных стран осуществляется научными журналами. Поэтому ею и завладело намерение основать подобного рода журнал в России. Волконская сожалеет, что замечательные памятники русской старины совсем неизвестны в Европе, и предлагает план издания «Описаний казенных, монастырских и частных библиотек, развалин, укреплений, гробниц, каменных памятников, курганов, монет, медалей».

Мечта Волконской отчасти была выполнена в начале нашего века Игорем Грабарем и его единомышленниками, которые заставили Европу увлечься древним русским искусством.

Но Зинаиде Волконской ответа на ее предложение не последовало. Ни она сама, ни ее заботы о знании европейского искусства в России и русского искусства в Европе были не нужны.

В 1829 году Зинаида Волконская вместе с сыном навсегда уезжает из России в Италию. Биограф ее справедливо пишет: «Едва ли можно предположить, чтобы З. А. добровольно и без настоятельной необходимости пожелала оставить Москву». О причине отъезда Волконской нам известно из скупого сообщения ее племянницы: Волконская приняла католичество, и «когда известие о совращении княгини З. А. Волконской в католичество дошло до императора Николая Павловича, его величество хотел ее вразумить и посылал ей с этой целью священника. Но с ней сделался нервический припадок, конвульсия. Государь позволил ей уехать из России, и она избрала местом жительства Рим, где ее прозвали Beata»[90]. Все в этом рассказе характерно, но, пожалуй, больше всего то, что царь Николай не мог примириться с тем, чтобы Волконская оставалась в России.

Нам неизвестно, где и когда Волконская приняла католичество. Может быть, это случилось в Одессе, где она подружилась со знаменитым педагогом аббатом Николя, основателем Ришельевского лицея, который составил княгине программу воспитания ее сына. А может быть, тут сыграла свою роль и дружба Волконской с Александром I, который, как известно, последние годы был под сильным влиянием мистических настроений. (Во всяком случае цель поездки Волконской весной 1825 года в Царское Село для свидания с императором для нас неизвестна.) Но одно можно сказать твердо: католичество Волконской было такой же формой личной независимости, попыткой обрести внутреннюю свободу, как несколько лет спустя у знаменитого русского католика В. Печерина, И. С. Гагарина. Несомненно, что и эстетическая сторона католического обряда, изощренно развитая в нем, не могла оставить Волконскую равнодушной.

Волконскую провожали со слезами. Много стихов было сочинено на ее отъезд, но лучшие и самые горькие написаны Баратынским:


Из царства виста и зимы,Где под управой их двоякой,И атмосферу и умыСжимает холод одинакой,Где жизнь какой-то тяжкий сон,Она спешит на юг прекрасный,Под Авзонийский небосклон.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное