Читаем Сила слабых - Женщины в истории России (XI-XIX вв.) полностью

Рассказы о коронации, о «празднике» на Девичьем поле, об «иллюминации кремлевских стен, исполненной по рисунку знаменитого архитектора Гваренги»[139],— все это Чаадаев пережил уже в Москве. 10 сентября в доме С. А. Соболевского на Собачьей площадке состоялось первое чтение «Бориса Годунова» Пушкиным, только что вернувшимся из ссылки, на котором присутствовал и Чаадаев вместе с Иваном Киреевским и поэтом Д. В. Веневитиновым.

С отъезда Чаадаева в деревню начался период его «затворничества», который длился несколько лег. В это время совершилось главное дело его жизни — он написал «Философические письма». У нас мало свидетельств об этом периоде его жизни.

«Чаадаев почти три года жил по большей части отшельником. Он редко выходил из дому, мало с кем виделся. К этим немногим принадлежал Пушкин, которого судьба привела в Москву почти в одно время с ним»[140],— пишет М. Н. Лонгинов.

Недавно опубликован еще один документ, который достаточно ясно рисует Чаадаева в эту пору. Из дневника, который вела осенью 1827 года, обращаясь к высланному в Сибирь мужу жена декабриста И. Д. Якушкина — Анастасия, видно, как часто бывает у нее Чаадаев и как он полон мыслями и заботами о сосланном друге.

Чаадаев называл себя в дружеском письме «учеником Якушкина»[141]. У Чаадаева Якушкин некогда познакомился с Пушкиным. 21 октября 1827 года молоденькая жена Якушкина, оставшаяся после осуждения и ссылки мужа с двумя крошками сыновьями, записывает: «Начало дня было очень неприятно, но вечером оба брата Чеда (Петр и Михаил Чаадаевы) были у нас. Мы много плакали; они тебя любят так, как немногие умеют любить... Ты — та точка соединения, в которой сливаются наши самые дорогие привязанности... Пьер Чаадаев сказал, что ты должен быть счастлив, имея меня женой, и что я должна считать себя совершенно счастливой, принадлежа тебе»[142].

24 октября Чаадаев опять у Якушкиной: «Пьер Чаадаев провел у нас целый вечер... Пьер Ч[аадаев] сказал мне... что слово «счастье» должно быть вычеркнуто из лексикона людей, которые думают и размышляют... Он обещал мне принести главу из Монтеня, единственного, кого можно, по его словам, читать с интересом»[143].

29 октября: «Пьер принес мне список лучших произведений, которые ты меня просишь прислать. Как только у меня будет возможность, я их тебе пришлю»[144].

Все эти записи, может быть, именно благодаря искренней и непритязательной форме дневника, дают представление о настроении Чаадаева в это время.

На опубликованном знаменитом «Философическом письме» стоит дата «1 декабря 1829 года. Некрополис». В августе 1831 года Чаадаев вышел из своего почти монастырского уединения, в котором провел несколько лет. 3 августа Пушкин пишет П. Вяземскому: «Радуюсь, что Чаадаев опять явился в обществе. Скажи ему, что его рукопись я пытался было переслать к нему, но на почте посылок еще не принимают»[145].

Вместе с известием об окончании отшельничества Чаадаева мы узнаем, что Пушкин уже читал его рукопись.

Отныне в жизнь Чаадаева войдет новая забота — как сделать известным людям, как напечатать свое произведение. Это удалось только спустя несколько лет.


Кому посвящены «Философические письма»?

Напечатанное в «Телескопе» «Философическое письмо» Чаадаева имело подзаголовок «К Г-же***». Знали ли современники, кто скрывался за этими тремя звездочками? Кто знал, кто предполагал, что знал, и ошибался, а кто не знал совсем. Герцен думал, будто письма Чаадаева обращены к Екатерине Гавриловне Левашевой, двоюродной сестре декабриста Якушкина, большому другу Чаадаева. Вскоре после окончания затворничества Чаадаев поселился во флигеле ее дома на Новой Басманной и прожил там больше двадцати лет — до своей смерти. Уже и Левашевой давно не было в живых, а Чаадаев и при новом хозяине остался верен своему одряхлевшему флигелю в глубине огромного сада, где «Басманского философа» посещали все знаменитости Европы и России, бывавшие в Москве или жившие в ней: Проспер Мериме, Н. В. Гоголь, Ференц Лист, Т. Н. Грановский, Гектор Берлиоз, маркиз де Кюстин, Пушкин и многие, многие другие.

Но через пять лет после смерти Чаадаева в журнале «Библиографические записки» появилась статья, анонимный автор которой делился своими воспоминаниями и утверждал, что, по его мнению, «Философические письма» Чаадаева адресованы «к жене М. Орлова, урожденной Раевской»[146].

Михаил Федорович Орлов в самом деле был близким другом Чаадаева. Жена Орлова — Екатерина Николаевна Раевская, сестра Марии Волконской, знала Чаадаева с юности и необычайно высоко ценила его уже тогда как «самого блистательного из всех молодых людей в Петербурге»[147]. Дружба их сохранилась до конца жизни.

Однако петербургский сенатор К. Н. Лебедев в своем дневнике 1836 года отметил: «Я читал письмо полковника Чаадаева (1829 г. декабря 1 день из Некрополя), писанное на французском к одной даме, княгине Зинаиде Волконской»[148].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное