Читаем Сила слабых - Женщины в истории России (XI-XIX вв.) полностью

Раздумывая о Якушкине и Шереметевой, я припомнила одну историю. Когда немецкий философ Шеллинг (1775 — 1854), в 23 года блестящий профессор философии, сблизился с кружком немецких романтиков, душою этого кружка была Каролина Шлегель. Вот что пишет об этой женщине современный исследователь: «Традиционно мало учитывается, остается за кадром роль выдающихся женщин в качестве вдохновительниц, катализаторов творческого горения, дерзания тех или иных великих людей, остроумных хозяек, умеющих соединить за столом трудно совместимые индивидуальности и тем способствовать возникновению новых искр мысли, рождающихся от содружества и соревнования... История часто норовит замолчать, обойти подобные случаи... Каролина Шлегель — типичный пример такого непрямого, мягкого, женственного и все же глубокого влияния — под ее обаянием расцветал венский кружок романтиков... Братья Шлегели, Шеллинг. Сам Гете ценил ее вкус, интересовался ее мнением. Она была старше Шеллинга на тринадцать лет и сначала стремилась заменить ему мать»[178]. Каролина мечтала увидеть Шеллинга мужем своей дочери, и лишь внезапная смерть молодой девушки открыла глаза философу. Он понял, что не может жить без ее матери. Их брак был необычайно плодотворен для Шеллинга: именно в эти годы написаны самые блестящие его труды. Скорая смерть Каролины (они прожили вместе пять лет), по уверению биографов, навсегда его сломала.

Конечно, всякое сравнение хромает — тут оно просто невозможно. Якушкин — не Шеллинг, тем более Шереметева — не Каролина. Но дальнейшая жизнь показала: если и было в личной жизни Ивана Дмитриевича что-то прочное и безусловное, укреплявшее его нравственные силы, то это почти тридцатилетняя глубокая духовная близость с Шереметевой.

Началась эта удивительная дружба-привязанность в Покровском. Летом, когда занятия Училища колонновожатых проходили в Осташеве, будущие офицеры часто бывали в Покровском. 24 человека из них стали впоследствии декабристами, в том числе сын Шереметевой — Алексей. Он был знаком с Пушкиным, говорят, даже предотвратил одну из дуэлей поэта в качестве секунданта со стороны противника[179]. Домашним учителем Алексея (вероятно, и Анастасии) был известный С. Е. Раич, литературный наставник Лермонтова и Тютчева, также член Союза Благоденствия, Участники созданного им «Кружка Раича» создали вскоре Общество любомудров. Таким образом, в Покровском неслась бурная интеллектуальная жизнь. Роль Надежды Николаевны как хозяйки Покровского по-настоящему не оценена до сих пор.

(Недавно я посетила Покровское. Барский дом уцелел. И сегодня можно видеть очень старые деревья, посаженные еще, вероятно, Надеждой Николаевной, покатые луговины речки Озерны, которая течет из ближайшего озера Анофриевского. В полуразрушенной церкви валяются надгробия внукам Надежды Николаевны).

В ноябре 1822 года Якушкин обвенчался с младшей дочерью Шереметевой. Свадьба состоялась в Москве. Ей только что исполнилось 16 или 15 лет.

Анастасия была баловнем семьи. «Порывистая, неровная, красивая, но красоты беспокойной, остроумная, насмешливая, полная противоречий, с лучистыми, загадочными глазами»,— так описывает ее современник. В семье ее звали Настенька, и она вышла замуж за друга матери по страстной, с детства затаенной любви. Брат Алексей, зная, как глубоко связан Якушкин с заговором, всячески пытался отговорить мать от этого брака, но не сумел ничего добиться.

Женившись, Якушкин с молодой женой на два года уехал в Покровское к Надежде Николаевне. И лишь после рождения сына Вячеслава молодые перебрались в смоленское имение Якушкина — Жуково, куда к ним приехала Шереметева. Иван Дмитриевич оказался страстным отцом, семенное счастье как будто посетило эту семью. Но все стояло уже при дверях.

Декабрьские события 1825 года застали Якушкина в Москве. Вместе с товарищами Иван Дмитриевич пытался организовать военное выступление, но все окончилось неудачей. 10 января 1826 года он был арестован, увезен в Петербург, сначала на допрос в Зимний дворец, потом в Петропавловскую крепость. Уже во время следствия узнал о родившемся у него 22 января сыне Евгении. Что переживала 19-летняя жена Якушкина, боготворившая своего мужа, когда он был под следствием и ему грозил смертный приговор, мы можем только догадываться.

В июне вместе с крошкой первенцем и новорожденным она уже в Петербурге, где Шереметева привела в действие все многочисленные родственные и иные связи в хлопотах о зяте. Вместе с Натальей Дмитриевной Фонвизиной Анасстасия нанимает ялик, и они катаются под окнами камер узников, так, чтобы те могли увидеть их. Наконец, Шереметевой удается получить разрешение на свидание, и Анастасия приходит в крепость вместе с сыновьями.

Приговор по делу Якушкина гласил: смертная казнь — с заменой 20-летней каторгой. Через два месяца арестованного отправляют в Финляндию, в Роченсальмскую крепость. Шереметева обивает все пороги в хлопотах, и на первой станции от Петербурга — Парголове — Якушкину разрешают увидеться с семьей — женой и тещей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное