Он безмолвно требовал подчинения, и она подчинилась, поскольку безгранично доверяла ему и самозабвенно следовала любому приказу. Аннабел понятия не имела, к чему это приведет, но знала, что не попадет в рай в одиночку.
Поцелуй был совсем не таким, как она представляла. Не представляла такого волшебства. Она впустила его. И осмелилась упиваться его вкусом. Совсем как он — ее…
Аннабел вздохнула, и он поймал этот вздох губами. Вздох полного удовлетворения. Нет, не полного. Это был вздох полного наслаждения, испытанного впервые в жизни. Вздох, который мог вызвать только Найтли.
Он обнял ее за талию, чуть повыше изгиба бедер. Ласка обладателя… А она хотела, чтобы ею обладали.
Аннабел вцепилась в лацканы его фрака. Ее мир бешено кружился, — как в волшебной сказке, — и у нее кружилась голова от восторга. Но ей требовались физические, земные ощущения, чтобы сознавать: это не очередной полет фантазии.
Она продолжала держаться за его лацканы.
Его щека к ее щеке. Немного шершавая. Такая мужская.
Его запах, неописуемый, пьянящий. Она хотела дышать им вечно.
Его дыхание, ее вздохи. Тихие звуки, говорившие о близости и страсти.
Биение ее сердца.
Его вкус.
Его губы, твердые, решительные, щедрые, горячие и властные — на ее губах.
Она таяла у него на груди.
Готовая сделать все, что он хочет. И жаждала, чтобы он понял, сколько значит для нее его поцелуй. Она целовала его со всем накопившимся за годы желанием. И самым удивительным, чудесным, поразительным была его страсть, не уступавшая ее собственной.
Глава 26
Болван задается вопросом, действительно ли он и есть «тот самый болван»
Дорогая Аннабел
В то время как многие читатели поддерживают и одобряют мои поиски истинной любви, некоторые просят объяснить, зачем мне это нужно. Эти люди хотят знать, заслуживает ли он всех моих усилий, или лучше сдаться и забыть свою любовь. Но каждый раз, когда я уже готова признать поражение, случается некое волшебство, убеждающее меня идти дальше.
Дорогие читатели, пожалуйста, посоветуйте мне, как далеко можно зайти ради любви?
Как и в каждое субботнее утро, Найтли сидел с газетой и чашкой горячего кофе в кофейне «Галлоуэй». Его любовь к газетам была безгранична. Он также любил атмосферу в кофейне — густой запах кофе, смешанный с дымом сигар и черут. Шелест газетных листов. Гул голосов.
Он очень нуждался в отдыхе. В крепком кофе. Ибо не спал всю ночь.
Кроме того, ему требовалось отвлечься, но это оказалось невозможным.
Он поцеловал Аннабел.
Застенчивую, тихую Пишущую Девицу номер четыре.
Какое безумие овладело им? Он не знал. Но какая-то сила, над которой он не имел власти, подвигла его пересечь эту омерзительную гостиную, приподнять ее подбородок и завладеть губами.
Какой это был поцелуй!
Он так заворожил Дерека, что тот почти не мог думать ни о чем ином. Сладостная, дорогая Аннабел. Она целовала его безыскусно и с энтузиазмом, от которого он потерял голову.
Поцелуй не был рассчитан на то, чтобы доставить наслаждение, как это делают любовницы, но от этого казался еще более обольстительным. Поцелуй ради самого поцелуя…
Найтли осознал это в тот момент, когда их языки сплетались, хотя он точно знал, что это ее первый поцелуй, от которого у него теснило в груди и не хватало воздуха. Скрытый смысл этого поцелуя был очевиден… Но черт с ним, со скрытым смыслом, ведь он сделал, что хотел! Воспоминание о вкусе, прикосновении не давали заснуть ночью, пробуждая бесстыдные мечты. Он искал и получил облегчение. И все же жаждал Аннабел.
Пытаясь вернуться к привычной жизни, Дерек решил спокойно перечислить факты.
Факт: Аннабел его служащая. И хотя ни один закон не запрещал ему овладеть своей служащей, если таково будет его желание… это казалось… неправильным. Некрасивым. И означало бы, что он воспользовался своим положением. Дело не в том, что он искал наслаждения, но постоянно думал о наслаждениях, которые сможет испытать с Аннабел.
Факт: Аннабел жила с сильными претендентами на сомнительное звание «Худших родственников Лондона». Семейка обращалась с ней, как со служанкой. На его глазах Аннабел буквально съежилась под злобным взглядом миссис Фурии Свифт, при виде которой вспоминался особенно гнусный школьный надзиратель.
Аннабел не служанка, она прекрасная женщина и талантливый автор, о чем в Лондоне знали все, кроме ее родных.