— Аннабел, насчет вчерашней ночи, — очертя голову, начал он, сжимая ее руки. — Я постоянно думаю об этом. О тебе. Теперь, когда я наконец увидел тебя, мне не хочется закрывать глаза. Я хочу быть с тобой.
— О Дерек, — выдавила она. В измученных серых глазах стояли слезы. А ресницы были темными и влажными. Были это слезы радости? Он надеялся. Но не был уверен.
Найтли чувствовал себя так, словно его вытолкнули на сцену в вечер премьеры и велели участвовать в пьесе, которую он никогда не видел и не читал. У него не было склонности к драме или способности импровизировать.
Он констатировал факты. И все. И теперь сделает то же самое.
— Я хочу, чтобы ты жила со мной, Аннабел. Хочу вызволить тебя из этого гнусного дома. Останешься со мной, дни будешь проводить с Пишущими Девицами и сочинять свою колонку советов, а длинными ночами мы будем вместе.
— Чудесно звучит, — кивнула она, но в голосе прозвучало «однако»…
И тут она вздохнула, и в этом вздохе было столько чувств, что даже Найтли понял это сердцем. Столько слышалось во вздохе Аннабел душевной боли, причиненной жестоким миром, и предчувствия долгой, неумолимой скорби.
Обычно она вздыхала от счастья, когда он входил в комнату. Сбитый с толку, Найтли гадал, что именно изменилось и почему.
— Но я не могу, — глухо ответила она.
Она сказала «нет».
Аннабел сказала «нет».
Сердце Найтли на секунду замерло. Кровь перестала течь в жилах, воздух не поступал в легкие. Он мог бы поклясться, что земля перевернулась. И хотя он стоял на твердой почве, пол вдруг начал уходить из-под ног. Пытаясь удержать равновесие, он потянулся к Аннабел, но та отняла руку и отвернулась.
Найтли застыл на месте и прикусил губу. До крови. Он уже испытал это однажды, когда его прогнали с похорон отца. «Вышвырните ублюдка. Ему тут не место».
Это чувство можно было назвать отчаянной, мучительной необходимостью быть своим. Заброшенность и отторжение тех, чье одобрение было ему жизненно необходимо.
А сегодняшняя сцена казалась еще более опустошающей, поскольку он совершенно не ожидал такого. Ведь она — Дорогая Аннабел, задумавшая очаровать его, Болвана. Весь Лондон это знал. Весь Лондон поддерживал ее и поощрял. Это момент ее торжества. А она отказывается принять его.
Дерек воображал, что Аннабел бросится в его объятия и поцелует с любовью и благодарностью. Но никогда не думал, что она откажется.
Хуже, хуже, в тысячу раз хуже… сейчас он понимал, как ожидал услышать «да».
— Не можешь или не хочешь? — резко спросил он. Грудь словно перехватило стальным обручем. Дышать было невозможно.
— Я принудила вас, а это дурно, — едва не заплакала она. — А теперь эта ужасная история с «Уикли»…
— Не впутывай сюда газету, Аннабел, — грубо бросил он. Ему не нужны одолжения, или ее идеи о том, что лучше для газеты.
Найтли вспылил и не слишком усердно пытался сдержать гнев. А поэтому шагнул ближе и навис над ней.
— Ты заставила меня себя заметить, — резко бросил он. — Заставила. А я теперь не могу выкинуть тебя из головы.
— Я не понимала последствий! — вскричала она, отступая. — И хоть вы советуете мне забыть о газете, но вовсе не имеете в виду именно это. Я знаю вас, Найтли. Лучше, чем кого бы то ни было.
Оба думали о том, как он умчался утром, оставив ее одну, но не забыл о газете. И думал в первую очередь о ней, даже лежа в постели с прекрасной обнаженной женщиной, рискнувшей жизнью, репутацией и всем на свете, чтобы попасть к нему в спальню.
Все эти факты обнажали грубую и нелестную правду.
— Найтли, вам следует жениться на леди Лидии, отстоять газету и забыть обо мне.
Она сказала это так тихо, так жалобно… но он не мог испытывать жалость. Не сейчас.
Не сейчас. Когда он понял, что потерял. Когда Аннабел ускользнула…
В точности, как он не ценил солнечный свет, не обращал на него внимания, пока не наступала ненастная погода. И сейчас у него возникло такое ощущение, что долгая темная зима только начинается.
Дерек злился. И хотя это было мелочно и жестоко, должен был дать ей знать.
— Я постоянно думаю о тебе, Аннабел. Ты хотела привлечь мое внимание и добилась своего, а теперь мстишь за то, что я тебя не замечал.
— Мне так жаль, — выдохнула она. По лицу катились слезы. Он хотел осушить эти слезы поцелуями. Хотел обнять ее и прижать к себе. Возможно, они оба этого хотели. Но ведь она этого не позволит, верно?
— Мне тоже, — бросил он и, повернувшись, пошел к двери.
Глава 40
Женщина, тонущая в слезах. Почти
Если любишь кого-то, освободи его!
Аннабел сидела за маленьким письменным столом, даже не замечая, как слезы продолжают литься по лицу. Слева стоял букет засохших розовых роз. Справа тоже розы. Только свежие и ароматные. Перед ней лежали листок бумаги и письменные принадлежности. Она собиралась написать ответ леди Марсден. А еще ей предстояло объяснение со всем Лондоном.
Но сердце было разбито, а мозг отказывался складывать слова в предложения.