«Вы сделали ошибку и горько пожалеете о том дне, когда отказались от его предложения», — писала Харриет с Хэмпстед-Хит.
«Вы бессердечная, жестокая женщина. Как мне отказаться от подписки?» — спрашивала Рассерженная из Амстердама.
«Мои симпатии были на вашей стороне, а теперь я поддерживаю Болвана. Вы же — бесстыдная потаскушка», — злился трус, не осмелившийся подписаться.
Неужели она действительно сделала ошибку?
Думая об этом, Аннабел лила потоки горячих, соленых слез, и снова думала, и плакала еще сильнее.
Наконец она решила, что поступила правильно, несмотря на яростные обвинения. Она добилась его любви недостойными уловками, а это дурно.
Слишком долго она ждала, чтобы удовольствоваться меньшим, чем вечная, истинная любовь.
Подруги обсудили все это за горячим черным чаем с имбирным печеньем.
— Думаю, ты просто безумна, — заявила Джулиана. — Но так всегда говорят о самых отважных.
— А по-моему, она мудра и благородна, — возразила Софи. — Особенно еще и потому, что охвачена страстью.
— Ты правильно поступила, Аннабел, — кивнула Элайза, успокаивающе гладя ее по руке. — Он опомнится.
— А если нет? — выдавила Аннабел и безуспешно попыталась вскинуть бровь. Она долго тренировалась перед зеркалом, но это удавалось ей примерно так, как чувственные взгляды. То есть не удавалось никак. Проклятие!
На вопрос у них ответа не нашлось, что ни в малой степени не ободрило Аннабел.
Наступит ли конец света, если Найтли никогда не полюбит ее по-настоящему.
Аннабел решила, что наступит. Одно дело быть засидевшейся в девицах тетушкой для противных родственничков. Но что делать после той ночи великолепных страстей и волнующих, озарявших душу прикосновений ослепительно красивого мужчины? Вернуться к одинокой унылой жизни Старой Аннабел? Невыносимо!
Но Аннабел как-то терпела. Ибо такова была ее участь.
И даже посещала совещания, хотя для нее они стали пыткой. Знать, от каких наслаждений она отказалась…
Но она и не думала бросать работу. Проблемы других людей отвлекали ее от собственных. И как приятно помогать окружающим научиться пользоваться нужной вилкой, объяснять, как правильно обращаться к графине, находить новые способы применения уксуса или улаживать ссору между сестрами! Своими колонками она делала людей счастливее. А ведь кто-то должен быть счастлив, пусть этот кто-то — не она.
Авторы собрались и ждали. Найтли всегда старался появиться последним. На улице ветер сотрясал оконные рамы. В воздухе положительно копилось электричество.
Наконец он ступил на порог.
— Сначала леди, — объявил он с улыбкой.
Аннабел не вздохнула, поскольку отвлеклась на нечто особенно порочное в его сегодняшней улыбке. Заметила странный блеск в глазах. Не стоило и упоминать о том, что она наперечет знала все искры и вспышки во взгляде Найтли.
Аннабел села прямее.
Совещание продолжалось, как обычно. По крайней мере так казалось Аннабел. Ее внимание было приковано к треугольнику, открытому распахнутым воротом рубашки Найтли. Он опять пренебрег модой и скромностью. И не надел галстук. Просто возмутительно!
И она снова вспомнила о той ночи. Единственной памятной ночи.
И сжала руки на коленях.
Примерно на середине совещания Найтли медленно снял фрак. В ту ночь он позволил рубашке соскользнуть с плеч по мускулистым рукам и упасть на пол так, что обнажилась его широкая грудь. Сегодня он повесил фрак на стул и продолжал совещание в одной сорочке и жилете, облегавшем плечи и узкую талию.
От таких бесстыдных мыслей щеки Аннабел загорелись. Она так живо представила обнаженного Найтли, что сильно прикусила губу.
Температура в комнате поднялась сразу градусов на десять. Но когда она огляделась, оказалось, что никто ничего не замечает, мало того, Софи плотнее закуталась в шаль. Наверное, Аннабел нужной пойти к доктору, поскольку она вся горит.
Найтли вытянул руки, и она могла поклясться, что видела, как перекатываются мускулы под тонким белым полотном. Она с трудом сглотнула, умирая от внезапной жажды.
Аннабел тосковала по нему. О, как она тосковала. По его голосу. Улыбке. Ласкам. Прикосновениям. И мечтала о самых неприличных вещах.
Найтли закатал рукава. Господи Боже, она просто с ума сходит по его рукам! И кто из них двоих болван?
Но эти руки держали ее. Никто и никогда, кроме Найтли, не держал ее в объятиях. Эти руки притягивали ее к мужской груди, заставляли чувствовать себя любимой и лелеемой, пусть и на одну ночь.
Тогда она решила, что Найтли останется единственным познавшим ее мужчиной. Что бы ни случилось, другого не будет.
Жара все сгущалась, у нее начиналась лихорадка. Аннабел была уверена, что щеки пылают, и все знают, о чем она думает.
Возможно, она действительно сделала ошибку. Возможно, была слишком разборчивой и придирчивой к обстоятельствам, в которых рождается истинная любовь. Ведь любовь не знает границ и правил. И кто она такая, чтобы их устанавливать?
Совещание закончилось, и Найтли вышел. Глядя ему вслед, Аннабел ощутила такое чувство потери, что зажмурилась от боли.