Я снова остался один, наедине со своим джинном… И со странной особой у окна…
Девушка сказала:
– Выпей за бойцов Талмыкии, погибших на полях сражений Великой Отечественной.
Я поднял стакан:
– За всех погибших бойцов Талмыкии! И за представителей других народов, положивших жизнь на этой страшной войне.
И залпом осушил стакан. …И опешил:
– Так, стоп! Девушка, когда вы успели ко мне подсесть, и как давно мы уже разговариваем?
– Ты сам ко мне подошёл, – сказала она с лёгким, но каким-то неузнаваемым акцентом.
– А как давно?
– Только что.
Я огляделся. Мы, действительно, сидели за её столиком у окна. Помотав головой, я подумал, что таких провалов в памяти у меня ещё не случалось. Посмотрел на стакан.
– Ты с ним пришёл, – зачем-то пояснила девушка.
Я тупо уставился на неё:
– А что за бред я перед этим произнёс?
Она посмотрела на меня ясным взглядом:
– Перед чем?
– Перед тем, как пришёл в себя… – глупо пробормотал я.
– Ты сказал то, что я хотела, чтобы ты сказал.
– Про Талмыкию?
– Да.
– А, прошу прощения, что это?
– Талмыкия? Моя родина, – лицо девушки приобрело некую суровость. – И родина моих предков.
Я совсем растерялся, но заметил, что она со мной на "ты" и тоже решил не церемониться.
– А почему ты… Захотела, чтобы я это сказал?
– Потому что с чего-то надо было начать наш недолгий разговор, – она повернула голову в сторону окна. За ним какой-то прохожий незамедлительно выронил телефон из руки, ругнулся, поднял его. Мне показалось, что на губах девушки мелькнула лёгкая улыбка.
– Почему разговор будет недолгим? – только и нашёл, что спросить.
– Потому что я теряю слишком много сил, чтобы говорить с тобой на таком расстоянии.
Я мысленно измерил длину стола и выдал:
– Между нами чуть больше полуметра, наверное…
– Нет, – спокойно ответила она. – Между нами сотни километров. Меня здесь нет, на самом деле.
Я недоверчиво протянул к ней руку, чтобы убедиться в подлинности её слов, но девушка отстранилась.
– У нас нет времени на глупые игры, – резко сказала она.
Я понял, что явно не контролирую ход нашей беседы, поэтому решил плыть по течению – будь, что будет.
– Так о чём ты хотела со мной поговорить?
– О моём народе, о моих предках.
– Почему именно со мной?
– Ты журналист, – не то спросила, не то подтвердила девушка.
– Я, да! Но мало ли журналистов…
– Я хочу, чтобы ты написал о моём народе.
– С чего мне писать о твоём народе?
– Мы убили Гитлера, – спокойно сказала она таким скучным тоном, будто речь шла о вчерашнем обеде. Я же чуть не поперхнулся.
– Чего? – только и смог сдавленно крякнуть я.
– Мы заставили его убить свою семью и совершить самоубийство.
Я, в общем-то, уже понял, что имею дело с сумасшедшей. Но раз уж этот разговор был начат, то надо довести его до конца. Тем более, подумал я, кто меня ещё сегодня так развлечёт? Я глубоко вздохнул и начал говорить медленно и спокойно, как с ребёнком:
– Гитлера заставило совершить самоубийство его эго, его сломанная психика, отчасти, глупость и нежелание принять поражение, а также то, что советские войска были уже в Берлине…
– Нет, – коротко и жёстко сказала девушка, устремив на меня свой решительный и строгий взгляд. Она была похожа на учительницу, отчитывавшую школьника за очевидно глупую выходку.
Смешно, но я действительно почувствовал себя двоечником. В моей голове зародилось сомнение: может, она права, я же не видел этого, не знаю… А она откуда может знать?
– Но… – начал я.
– Ты не знаешь, ты не видел, а я знаю и видела. – Словно прочтя мои мысли, холодно сказала она. – Да, я прочла твои мысли.
Я внимательно посмотрел на неё. Девушка сидела прямо, положа руки на колени, и всем своим видом демонстрировала отстранённость. Я сдался:
– Так, рассказывай, а я посмотрю, что смогу сделать с этой информацией. Но ничего не могу обещать.
Девушка едва заметно улыбнулась и устремила на меня ясный взгляд, а затем начала говорить, так, как обычно рассказывают сказку. Она поведала мне историю своего народа, одновременно и героическую, и фантастическую. Я лишь изредка вставлял поясняющие вопросы и слушал очень внимательно, это действительно было интересно. Наконец, она дошла до сути:
– В годы Великой Отечественной Войны мой народ, как и все народы Союза, храбро сражался с немцами. Однако в самой Талмыкии остались женщины, дети, старики. Нам не хотелось, чтобы они теряли своих близких. Тогда наши шаманы собрали всех оставшихся, чтобы бороться с врагом духовными силами. Мы долго готовились к этому, пришли жители всех деревень, но ещё дольше проходил сам обряд, забравший у нас почти все силы. Пятьдесят дней и ночей мы пели священные песни, не смыкали глаз, не ели и не пили. Были те, кто падал без сил. Но нам удалось.
– Что удалось? – тупо спросил я.
– Заставить этого проклятого монстра так бесславно окончить свою жизнь. Мы спасли наших славных мужей, они вернулись домой с победой.
– То есть ты хочешь сказать, что вы телепатически влезли к Гитлеру в мозг и приказали ему сделать всё это?
Она кивнула:
– Да, можно и так сказать, по-твоему, – затем добавила, отвернувшись. – Ты глуп, и очень скушен, но я сделала своё дело. Теперь мне пора.