Взяв с собой два десятка ведлов, Митяй отправился за пределы лагеря и, пока не стемнело, расставил за речкой, на удалении в полтора километра, несколько десятков сигнальных мин, полукругом обнеся лагерь. Большие Шишиги и баржи они поставили квадратом, огородив лагерь, и развернули во все стороны прожекторы. Митяй сомневался, что наездники на верблюдах уберутся просто так, подобру-поздорову, и потому решил приготовиться к ночному нападению, мечтая о бескровном разрешении конфликта. Чтобы в случае налёта сразу же понять, что происходит, он ещё с ночи забрался на крышу будки головной машины, в которой ехал, и там, не раздеваясь, прикорнул на топчане.
Примерно в двенадцать ночи на южном направлении бабахнула сигнальная мина и вверх взлетела большая осветительная ракета, выпустила парашют, и тут же вспыхнул магний, залив побережье ярким светом, а за ней взмыли в воздух ещё четыре ракеты, и Митяй, вскочив на ноги, увидел в их свете с полсотни всадников, застывших на месте. Он кубарем скатился вниз, бросился к мотоциклу, и вскоре все двенадцать мощных трёхколёсных машин, на которых сидело по два человека, вооруженные луками и копьями, помчались вперёд и, взяв всадников в кольцо, осветили их фарами. Те моментально ощетинились копьями и взялись за луки, но ведлы активировали свои говорящие камни, которые засверкали так ярко, что у большеголовых даргов моментально пропала охота сопротивляться.
Когда первая суматоха немного улеглась, Митяй увидел, что всадники притащили с собой полтора десятка больших деревянных волокуш — колёс, похоже, они ещё не знали, — а на тех лежали и тихо стонали чёрные дарги, в основном женщины и дети. Ещё он высмотрел среди всадников того самого чурбана, который командовал карателями, и, взяв «тигра», решительными шагами направился к нему. После второго гневного окрика тот неохотно слез с верблюда и с опаской подошёл к летающему ведлу, которого сразу узнал.
Прежде чем заняться командиром, Митяй приказал своим спутникам перевезти раненых в лагерь и обустроить всех арестованных даргов, сам же приготовился к допросу. Понимая, что большеголовый не поймёт ни слова из того, что он ему скажет, ведл привёз в багажнике своего мотоцикла бронзовую жаровню с берёзовыми углями и бензиновую горелку. Немного отойдя в сторону, он поставил её прямо на траву, запалил огонь и чуть ли не силой усадил рядом довольно рослого для того времени, всего на полголовы ниже его самого, большеголового дарга, начав с ним особый разговор через огонь. Если точнее, то Митяй, говоря быстрее любого бразильского или итальянского футбольного комментатора, со скоростью шестиствольного пулемёта, если ещё не быстрее, но излагая всё исключительно ведловской речью, принялся вколачивать в его тыковку, украшенную большим матерчатым тюрбаном, основы русской речи и словарь, состоящий примерно из шести тысяч слов, чего вполне должно было хватить для задушевного разговора начистоту. Говорил он с таким ведловским нажимом, что у большеголового дарга пот лился ручьями по бритому лицу, а глаза расширились то ли от ужаса, то ли от удивления. Через три часа обучение азам русского языка закончилось, Митяй жестом попросил убрать жаровню, залпом выпил большую кружку чая, утёр губы тыльной стороной ладони и прорычал:
— А теперь отвечай мне, почему вы решили убить этих людей, предков которых согнали с их же земель? Кто вам позволил так издеваться над ними?
Большеголовый дарг всплеснул руками и воскликнул:
— Великий ведл, мы не собирались никого убивать! Всех тех людей, которые упали без сил, мы подбирали и везли в обозе. Мы просто хотели, чтобы они вернулись на север. Им нельзя жить рядом с нами, иначе случится большая беда.
Честно говоря, слова этого типа привели Митяя в оторопь, и он, растерянно захлопав глазами, спросил:
— Да? Тогда зачем твои ведлы гнали им навстречу огромную стаю гиенодонтов? Может быть, вы и не хотели убивать их своими собственными руками, но это ничего не меняет. Если бы их съели гиенодонты, это всё равно было бы убийство. От такого обвинения большеголовый замахал руками, словно разгоняя тучу комаров, и истошно завопил:
— Нет-нет! Ничего такого не было! Мои ведлы две полных луны собирали в степи авалхов, которых ты зовёшь гиенодонтами, чтобы очистить её от них. Другие большие звери не опасны. На них туалады смогли бы даже охотиться, если у них есть могущественные ведлы охоты. Мы хотели увести авалхов подальше и заставить их войти в море. Они страшные хищники и от них очень много вреда. Нам и сейчас нельзя жить рядом с туаладами, хотя теперь они уже не так опасны. Понимаешь, великий ведл, мы и они не такие, как остальные туалады. Мы особые, и это и хорошо и плохо. Если мы будем смешивать кровь, то на свет могут появиться страшные, ужасные монстры. Я покажу, великий ведл. Ты сам всё поймёшь.