Сила Воли

В итоге, Анастасия стрельнула пару раз глазками, тяжело вздохнула, глянула на стол, да и продолжила трапезничать. Ибо вполне обоснованно предполагала, что уже сегодня к ночи все гигантские запасы продуктов будут съедены. А ведь вначале не сомневалась: Санька купил съестного на два, если не на три дня. Теперь же, глядя, как он ест за троих (скорей — за пятерых!) здоровенных мужиков, ничего не оставалось, как только …гордиться таким защитником.

«Ведь правильно говорят, что как поест — так и наработает, — рассуждала она. — А Санька вон какой сильный! Главаря просто играючи в окно вытолкал. Ещё и далеко отбросил, чтобы сразу в реку… Да в притоне Митяя что творил?.. Бр-р! Опытных бандитов ухайдакал, словно крыс шелудивых. Хм… С таким мужем ничего не страшно. Наверное…»

Отобедали плотно. Более чем. Хотя по времени как бы сделали это раньше принятого распорядка. Правда поезд идёт на восток, постепенно часовые пояса сменяются, так что пассажиры питались и жили, кто во что горазд. И это никого не смущало. Только и придерживались понятий: день-ночь, да и то, постольку поскольку.

После обильного переедания, молодые люди посетили по очереди туалет. При этом не удалось удержать проводника сменщика, который таки заглянул в купе, желая выслужиться:

— Чайку не желаете-с?

— Может, позже закажем, — отмахнулся от него Шульга. — Когда наши попутчики из ресторана придут.

Того больше ничего и не интересовало. Знает, что места все укомплектованы, а кто и где ходит — не его драное дело. А дядя Коля его явно в курс всей ситуации не вводил.

Закрылись опять наглухо в купе, и Киллайд, доставая трофейные вещи, пояснял союзнице:

— Народ-то разбежался, а барахлишко бросил… Надо просмотреть, вдруг что для молодожёнов и сгодится? А остальное, как стемнеет, выкинем через окошко. Нам чужого не надо!

Ну и когда начал просматривать в первую очередь чемодан, сильно пожалел, что не выбросил такой компромат ещё прошедшей ночью. Случись по вагону какая проверка с тотальным обыском — не выкрутились бы.

16 глава

В чемодане находилось два полных комплекта офицерской формы для капитана и майора. Там же документы и куча боевых наград. По всему получалось, что сразу двух бывших фронтовиков бандиты если и не убили, то уж точно ограбили.

И как теперь дождаться ночи? Особенно когда перед глазами побелевшее личико Анастасии? И вроде как выход имелся: небольшими частями, за несколько ходок в туалет, выбросить компромат в окно. Благо, что там оно открывалось на ширину двух ладоней. Только вот раз озвученный вариант, вдруг встретил ярое неприятие со стороны чёстной комсомолки:

— Ты что?! Как можно такое выбросить?! А вдруг эти военные с ног сбились, выискивая свои документы и награды? Это ж сколько они мытарств переживут, восстанавливая каждую бумажку!

— Так… э-э-э, — растерялся Шульга. — Нам о себе заботиться надо в первую очередь. Сама понимаешь, какой риск, иметь такой компромат рядом.

— Понимаю! Но ты уж постарайся что-нибудь придумать. Лишь бы не в грязь… Лишь бы шанс имелся на возвращение.

Лично Киллайду чьи-то там мытарства не упирались совершенно, но вот донор в лице союзницы не имел права опускаться ниже определённого морального уровня. Приходилось соответствовать, так сказать. И думать. Напряжённо. Хорошо, что вспомнил, как он на последней станции метался на перрон и обратно с вещмешками. И таких «добытчиков» как он, сновало половина всех пассажиров. Проводник только и присматривал, чтобы никто из посторонних в вагон не проскользнул, а уж кто что вносит или выносит, просто физически не смог бы проконтролировать. Да и не в его обязанности входила охрана багажа.

Пришлось всё самое ценное и компрометирующее из чемодана, перекладывать в один из трофейных мешков. А для начала просмотреть все три, выбирая ценные предметы, детали одежды или полезную мелочь. Вот тут сравнительно повезло. Причём целый список трофеев возглавили не два шикарных, немецких фонаря с батареями. И не новенький цейсовский бинокль. И не трое вполне приличных мужских часов и одних женских, позолоченных. И даже не пакет с двумя сотнями комплектов игл для швейных машинок, за каждую из которых в это время можно было выменять буханку, а то и две хлеба. Венцом экспроприации стали шесть пачек денег, в общей сумме почти миллион двести тысяч рублей. И толстая кипа продуктовых талонов.

Бельских смотрела на пачки с крайне потерянным видом. Тогда как Киллайд только мысленно фыркал от такой мелочи. По доставшейся ему памяти советского гражданина, даже такие суммы не делали здешнего человека богатым. Тот же убогий радиоприёмник стоил 6–7 тысяч, фотоаппарат 9-12 тысяч, нормальное женское платье из крепдешина 5–6 тысяч. Уж на что мыло — простенький продукт, и то кусок стоил пятьдесят рублей. Десяток яиц и килограмм сахара — сто рублей. И так далее и тому подобное.