Сила земли

Сервий вспомнил рассказы виллика о Кампании: благодатный край! Поля засеваются дважды полбой, затем гречихой, и наконец разводят на них огородные растения. И всё это — в течение года! А какие вина! А знаменитые венафрские маслины! Лучшей крупы, чем изготовленная из этих пшеничных зёрен, нет в мире!

— О боги! — шептал Сервий, не в силах оторвать глаза от хлебов. — И всё это возделывают рабы, а мы, пахари, блуждаем, как нищие, по дорогам Италии!

Он заходил на виллы, спрашивал, не видел ли кто отца с дочерью, и уходил грустным.

Сервий шёл в Рим.

«А может быть, жив Афраний? — мелькнула мысль. — Ведь он же земляк наш. Может быть, он знает что-либо о Тукции? — Но Сервий тотчас же отогнал эту мысль. — Нет, я не виделся с Афранием давно, а он тогда был уже стар».

С тяжёлым чувством входил Сервий на рассвете в Рим.

Поднимаясь по гористой дороге, он прошёл через арку стены Сервия Туллия[87] и очутился на Авентине[88]. Несмотря на ранний час, улицы жили напряжённой жизнью: работали бондари, постукивая по обручам; звенела наковальня и бухал тяжёлый молот; горшечники расставляли горшки высокими колоннами.

Сервий загляделся на детей: в коротких туниках, босиком, они играли в мяч, скакали на палках, изображавших лошадь, играли в чёт и нечет, бросая вверх монету с головой Януса на одной стороне и кораблём на другой. Их пронзительные крики оглушали прохожих.

Возле Палатина[89] Сервий остановился. На перекрёстке улиц, на откосе рва сидели мальчики и хором произносили:

— Один да один — два, два да один — три, три да один…

Худощавый учитель, с линейкой в руке, прохаживался взад и вперёд. Внезапно он крикнул: «Молчать!» — и стал быстро задавать вопросы. Один мальчик замешкался с ответом, и учитель, вытащив его на середину улицы, обхватил поперёк туловища. Замелькала линейка, и пронзительные крики разнеслись далеко по улице.

— Так сколько же будет шесть да два? — кричал учитель, не отпуская ученика.

— Семь!

— Семь! Так получай же ещё!

И новые удары сыпались на вопившего мальчика.

Недалеко от форума Сервий опять остановился: из богатого дома доносились нечеловеческие крики. Какой-то прохожий равнодушно сказал:

— Должно быть, секут раба.

А какой-то шутник прибавил:

— Чем больше секут, тем неуязвимее кожа.

Наконец Сервий дошёл до Субурры[90]. Слева возвышался в зелени кустов Виминал[91] справа виднелись благоухающие сады Эсквилина[92].

Субурра не изменилась со времени войны с Карфагеном: так же бросались с лаем на прохожих собаки, те же цирюльники, башмачники, портные, продавцы кнутов на порогах своих лавок, те же угодливые, подобострастные слова, обращённые к прохожим.

Он без труда нашёл хижину, в которой некогда жил старый Афраний со старухой.

«Умерли, наверное, — думал Сервий. — Кто живёт на их месте? Родни, кажется, у них не было».

Он остановился перед полуоткрытой дверью и не решался войти, боясь наткнуться на свирепого жильца или пьяного ремесленника. Наконец он толкнул дверь.

Вглядевшись, Сервий всплеснул руками:

— Хвала Юпитеру! Дедушка Афраний, ты жив? О боги…

Со слезами на глазах он бросился к старику, сидевшему у очага, и, обнимая его, шептал:

— Жив… здоров… Хвала богам!.. А я так боялся, что никого здесь не найду!.. А хозяйка — жива?

Афраний вглядывался в него:

— Кажется, Сервий… Или я ошибаюсь… Память стала не та…

— Сервий, дедушка, Сервий…

— А старуха моя жива — ещё бегает. К соседке побежала за огоньком… Ведь у нас не храм Весты[93] чтобы горел неугасимый огонь, — пошутил Афраний и тут же спросил, где Марий, Тит, Маний, отчего нет от них вестей и почему он, Сервий, пришёл в Рим.

Сервий рассказал о том, что он давно уже ищет Деция и Тукцию, и о всех своих невзгодах.

Старик усмехнулся:

— А помнишь, Марий много кричал перед войной о республике, сенате, Сципионе Эмилиане… А что получили плебеи?

И, помолчав, прибавил:

— Тогда к нам заходил Тиберий Гракх… Где он? А ведь хороший был юноша, честный, не брезгавший нами, бедняками… Где он, спрашиваю я тебя?

— Не знаю.

— А помнишь, как этот глупый Марий восхвалял богачей? — продолжал Афраний. — Один только Маний спорил с ним… А где теперь Маний?..

— Не знаю. Он ревновал меня к Тукции…

— И дурак! — вскипел старик. — Разве одна Тукция на свете? Эх вы, несмышлёные!.. А ты мог давно жениться, иметь детей, воспитывать их…

— Нет, — твёрдо сказал Сервий, — я могу быть счастливым только с Тукцией, а другой девушки мне не надо.

Афраний рассмеялся:

— Не обижайся, что я смеюсь. Но я думаю, что даже Венера смеётся над тобой… Да что Венера! Все боги хохочут на Олимпе!.. Слышишь?

Грохотал гром, сверкали молнии, заглядывая сверху в атриум, а старик вторил громовым раскатам весёлым хохотом. Когда вошла согбенная годами женщина со светильней в руке и Сервий бросился обнимать её, Афраний закричал:

— Слышишь, Марция, как боги хохочут над ним? Несколько лет он ищет пропавшую невесту и готов искать её до самой смерти.