Сила Зверя

Сегодня, вопреки установленному, смена скамеечному прибыла на два часа раньше. По взаимной договоренности. Надо было наблюдателю успеть не то на роспись двоюродной племянницы жены, не то на похороны свекра сестры кума, или еще куда-то, не суть важно. Важно, что пришел сменщик неурочно. Еще издали удивился пустой скамейке, но особого значения этому факту не придал. Не насторожился, к безолаберности привычный. Страхующая машина на месте, значит все в норме. Про себя слегонца только ругнулся и тут увидел как в подъезд входит молодой человек и, вовсе, не из числа жильцов дома. Мент заторопился следом.

В кармане Фартового пискнул вызовом уоки-токи. Это шестерка, бегало за паханом, на шухере атас цинковал. — Шеф, барбос на хвосте.

— Один?

— В натуре один.

Послышался хлопок двери парадного, топот шагов и натужное сопение.

Опер, замучившийся отдышкой (надо бы и спортзал сходить) влетел на лестничную площадку третьего этажа. Там вполне приличного облика юноша отвел палец от звонка, обернувшись, спросил вежливо:

— Простите, Вы не подскажите, Ваши соседи дома?

Ситуация выглядела дурацкой.

— Дак, э-э-э. Может на работе.

Зря таращиться на человека было неловко. Опер похлопал себя по карманам, по лбу. Притворно удивился. — Эх, забыл. — И повернулся вспять. Неизвестный снова позвонил.

Но посреди лестничного марша запоздало осенило. — Да ведь пуста квартира! Пол года пуста! А звонивший вполне напоминает…

Судорожно потянулся к пистолету, обернулся. Понял что опоздал. Парень, да никакой он не парень, мужик, кривил тонкие губы. Скучающе холодел прищуренным глазом. Дуло глушителя к 22-му, казалось жерлом корабельного орудия.

Глухой хлопок.

Теперь надо спешить. Фартовый взлетел на этаж. Отстрелил замки, вышиб дверь, ворвался в сучью хату.

— Фартовый! Не здавал! Меня подставили! — А сам потел и мочился в штаны. — Заставили меня менты! Пойми! Я заплачу! Все отдам! Забирай! Сукой буду!

— Ты и есть сука.

22-й хлопнул. Еще раз, контрольным. Два хлопка на сучью супружницу. А ведь, дуреха, могла бы и на работе быть. Сынок должен быть в школе, так ведь прогулял. Значит не повезло. Еще два хлопка. Ствол в мусорник и на выход.

Не очень чисто получилось. Но, сойдет. Фартовый знал, что в жизни ничего идеального не бывает. Вот и не комплексировал излишне.

* * *

Известие о прибытии витязя Небесного Кролика наделало большой переполох в лесной Ингельдотовой обители.

Первосвятейшего друида тревожило такое: буде приехал бы земной владыка — герцог, или, пускай, даже сам король Саган, приехал бы князь Церкви — сие почетно, полезно и прибыльно зело. А вот Сигмонд… Тут однозначности не было.

В глубине души Свинячий Лыч побаивался грозного воителя. Зная его нрав непокладистый, пренебрежение суетной славой и скорость расправы, встречи этой не жаждал. Не знал, как витязь Небесного Кролика к нему, Кроликоносцу самовольному, отношение питать будет. Не чаял братской любви. Мало укрепляла и близость Ангела Небесного, разумел, что кому-кому может и Ангел, да только не волшебному витязю, более всех к Зверю-Кролику отношение имеющего. Богохульно подумывал, что таков тот Ангел, как он, Ингельдот, первосвятейший друид.

Знал, что супротив борзописаний летописных, был он, Ингельдот, малее малого перста витязевого, ибо грядеха тот много передовее, и не достоин Свинячий Лыч тому герою и сапог обувать.

Ангел Небесный от того известия тоже душевное смятение поимел не малое. С одного боку этот самый Стилл Иг. Мондуэл очень густо насолил бывшему начальнику охраны Дубненского Научного Центра. Его, Стилла, наглая выходка стоила Виктору Петровичу, тепла синекурного места, баньки, телефонисток и многого, многого другого, о чем слезно вспоминалось в студеной темени Шпицбергеновской базы. Вышагивая среди сугробов, зловредно упрятывающих бездонные ледяные провалы, бесполезно инспектируя, никому не нужные караулы, продуваемый пронзительными метельными порывами северных ветров, полковник Приходько, не раз и не два поминал злым, нечестным словом виновника падения в этот мерзлый ад. Готов был тогда голыми руками разорвать негодяя на мельчайшие кусочки, выбросить в пургу, пораскидывать по фирну на кормление белых медведей.

Однако же натура у Виктора Петровича, широты степной необозримой, уж какой-какой, а злопамятной отнюдь не была. Да и в последующих переменах, уже благоприятных событиях, хоть и несознательно, но витязь свою лепту внес. И не малую.