Silentium

– В любом случае, сейчас уже очень поздно. Утром подумаем, что со всем этим делать, а сейчас тебе надо поспать. А я посижу здесь и, если что, устроюсь на ночь в этом кресле.

–– Ты уверен? Мы могли бы… – спросила Лена и это заставило Юзефа незаметно, но тяжело вздохнуть, снова прогоняя прочь непрошенные мысли и образы.

–– Конечно уверен. Это самое удобное кресло на свете.

Лена сонно кивнула и пропала в темноте коридора. Плед прошуршал по паркету, как шлейф от платья сказочной принцессы. Юзеф улыбнулся сравнению, постоял немного у окна, смотря на ночную улицу, а потом опустился в старое дедушкино кресло, стараясь устроиться поудобнее. «Может быть я просто уже – или все еще – сплю и это такой же сон, как в тот раз?…».

Он еще долго размышлял о странностях прошедшего дня, пока густо разведенные усталостью, тягучие размышления не перешли в беспокойные сны.

Глава 4.

Юзефу приснился неприятный, тяжелый сон. Нет, все в нем было в общем-то неплохо – сияющий огнями вечерний Город, отражения в темной воде каналов и он вместе с Леной, на которой под теплым весенним ветром трепетало похожее на цветок легкое платье. Она легко следовала за ним и, кажется, была готова исполнить любое желание Юзефа. От этой мысли у него перехватило дыхание и он, не веря себе, прикоснулся к Лене – она же не отстранилась и, напротив, прильнула к Юзефу. Но тут произошло то, что разрушило весь сон, заставило его рассыпаться, словно карточный домик – под своими пальцами Юзеф почувствовал холодный фарфор, а когда он заглянул в глаза Лены, то увидел лишь равнодушный стеклянный блеск. Это были глаза куклы, послушно ждущей приказов хозяина. «Я сам всё это придумал…». С этой мыслью он увидел, как гаснут огни Города и отражения в темной воде, как бледнеет и темнеет неподвижный силуэт Лены, до тех пор пока не понял, что темнота впереди – это его же собственные закрытые веки и более ничего.

Он поднял тяжелую голову, потер затекшую шею и только потом открыл глаза. Поднялся с кресла, разминая спину и шею. Все так же тихо и темно – вероятно, спал он часа два или три, не более. Чем дальше, тем меньше он помнил из событий недавнего сна, будто бы кто-то или что-то нарочно стирали эти неприятные видения. В конце концов осталось только неприятное, граничащее с головокружением ощущение неясного беспокойства.

Юзеф почувствовал пронизывающий холод, особенно сильный у самого пола, и поежился. Похоже, отопления как не было, так и нет, несмотря на уже вполне серьезные заморозки. Он медленно побрел по коридору, пробираясь через темноту и собственные сомнения. С одной стороны он боялся разбудить Лену (потом еще придется объяснять, что он забыл ночью в ее, – и одновременно своей собственной – спальне). С другой – ему хотелось увидеть ее еще раз («Может быть она сейчас видит хорошие сны – и хотя бы сейчас улыбается по-настоящему? У нее, наверное, светлая улыбка…»), поправить плед, накинуть сверху теплое одеяло. Непонятно откуда взялась нежность к этой странной девушке, заблудившейся в пустом Городе. Внезапно Юзеф сам смутился мыслям, невольно рисовавшим его вместе с Леной, и желанию обнять и поцеловать её – и еще… «Стоп! А кто тебе сказал, что она этого хочет?». Но желание увидеть ее, убедиться в реальности ее существования – и вместе с тем какое-то смутное волнение и тревога, – все-таки было слишком сильным.

Юзеф осторожно заглянул в комнату, слабо освещенную лунным светом сквозь двойную преграду – саван из облаков и плотные шторы. Здесь было намного теплее. Уютно. Однако Лены нигде не было.

На душе заскреблись кошки. «Неужели ушла?». Скомканные плед и одеяло лежали на кровати, – остатки кокона после рождения бабочки.

«Или мне просто… померещилось?… Ну конечно, сколько раз ты рисовал себе эту встречу? Сколько? Ты действительно мечтал о чем-то подобном, верно?…»

Накатило ощущение одиночества, оно лишало смысла все слова и движения, лишало силы. Очень знакомое состояние, оно приходило чаще, чем хотелось бы, – но к счастью, всегда быстро терялось за будничной суетой, когда кто-нибудь обязательно придумает смысл твоего существования хотя бы на час-другой. Сейчас же отвлечься было нечем.

Несколько минут в тишине, отмеренных ударами сердца. Безмолвие было нарушено испуганным шепотом, доносившимся откуда-то снизу:

– Не уходи, пожалуйста! Я здесь!

…Оставшись в одиночестве, Лена завернулась в плед, прикрыла глаза и почти мгновенно уснула – слишком много волнений было за этот день, а переживания выматывали ее больше чем любая работа. Сон был странен, если не сказать большего.